По обе стороны прохода стояли вооруженные солдаты. Один из них то и дело взмахивал какой-то веревкой… никакой не веревкой.

Кнутом.

Она огляделась. Неподалеку еще один большой свинарник, а чуть поодаль – красный дом с зажженными фонарями на крыльце.

– Быстро, быстро… поднимайтесь в кузов, жирные сволочи! Шевелитесь!

Ступила на ведущий в кузов пандус и остановилась. Тяжелая, удушливая вонь точно ударила в грудь.

Неужели опять… неужели опять…

Удар кнута по спине.

Глория не почувствовала боли. Двинулась дальше – мелкими, шаркающими шажками, как и все.

Пришла в себя, только когда задняя стена кузова слегка откинулась, поползла вниз и превратилась в пандус.

Как дверца духовки, смутно звякнула в ней писательская струнка.

Глория закашлялась, горло точно забито глиной. Дала себе слово – бежать, насколько хватит сил, но не могла даже шевельнуться.

Провела рукой по лбу – кровь. Откуда?

Медленно, очень медленно встала и пошла к выходу. Прямо под ноги упала полуголая женщина. Глаза Глории заплыли слезами. Что бы ни ожидало – бежать. Пусть стреляют. Она слишком долго жила в призрачном мире литературы, настало время действовать. Бежать. Хватит на три метра – значит, на три. На пять – значит, на пять.

В щеку ткнулось вороненое дуло карабина.

– Давай-давай, – молодой парень добродушно ухмылялся, – поторапливайся. Свинячий праздник вот-вот начнется.

Глория с трудом спустилась по грязному пандусу и ступила на траву. Земля под ногами покачнулась. Солдаты подталкивали ее прикладами – не сильно, но чувствительно. Толпа медленно и неравномерно протискивалась сквозь узкий проход между стальными заграждениями. Опять ферма.

Но…

Она с ужасом уставилась на низкое строение.

Глория так и не успела понять, что происходит. Яркие, мертвенно белые трубки на потолке больно резали отвыкшие от света глаза. И какой-то глухой, то усиливающийся, то ослабевающий шум из-под земли, будто там проложена линия метрополитена.

По коридору разнесся рев. Какой-то мужчина там, впереди, бросился в сторону и пытался взобраться на стену. Ногти царапали белую, гладко окрашенную поверхность. Она с ужасом заметила длинную окровавленную бороду.

Вальдемар.

Ее затолкали в низкий стальной бокс. Через несколько секунд возобновилось урчание подземных машин. Вальдемар поднял руки и исчез. Провалился сквозь пол и исчез. И не он один.

Все. Западня. Отсюда не выбраться.

Несколько секунд перерыва – и настала очередь следующей группы.

Крик, воздетые руки – и молчание. Она попыталась отступить, но где там… Сзади напирала подгоняемая окриками и хлюпающими ударами толпа.

Внезапно коридор кончился. За спиной послышался скрип закрываемой решетки.

В глазах потемнело. Словно в тумане увидела человека в белом, лицо закрыто медицинской маской, кокетливая сеточка на волосах.

Он поднял руку и нажал на рычаг.

Пол под ногами закружился, и Глория, не успев даже вскрикнуть, провалилась в шахту.

Четыреста двадцать пять.

Юхан Сверд с отвращением смотрел на испещренные цифрами листки. Донесение из Крусбакки – 340 женщин, 76 мужчин. Девять малолетних, среди них четыре девочки и пять мальчиков. И сопроводительная, с примерной тщательностью распечатанная таблица:

Не дочитав, отложил листы. Разболелась голова. Далеко не первый подобный отчет, но этот всерьез испортил настроение. Маркировка малолетних жертв эпидемии, принятая Партией Здоровья, показалась излишне конкретной. Помеченный звездочкой Хуго Кранс не давал покоя.

Високосный мальчик, родился двадцать девятого февраля. Как и он сам. Магический день, которого, вообще-то, существовать не должно. Юхан был уверен, что сама дата его рождения предполагает сверхчеловеческие возможности.

Очевидно, этот мистический закон распространяется не на всех.

Смял лист и сунул в шредер. Рука заметно дрожала. Какого дьявола они подсовывают ему это дерьмо? Исполнительные, но амбициозные идиоты…

Он резко встал и направился в маленький рабочий кабинет в дальнем конце комнаты. Потянулся к дверце бара в углу, но передумал. Подошел к окну. Белая ночь… тоже не без мистики. Чайки, вяло переругиваясь, носятся над самой водой.

Молодая пара в тренировочных костюмах, по очереди фотографируют друг друга. У парня на животе майка вот-вот лопнет. Женщина, тоже толстуха, держит на руках пухленького хохочущего малыша. Американские туристы, кому же еще не спится ночью? Джетлаг никто не отменял.

Из головы не выходит Крусбакка. Забыть как можно скорее. Его единственная и главная забота математического свойства. Сотни тысяч должны превратиться в ноль. Вот его главная забота. А Хуго Кранс… что же, в любом большом деле огрехи неизбежны. Лес рубят – щепки летят.

Он еще раз глянул на упитанного ребенка на руках у американки. В этой весовой категории все дети одной ногой в могиле уже от рождения. Ну нет… избавиться от таких, как Хуго Кранс, не просто экономия денег налогоплательщиков. Это еще и экономия инвестиций в образование, которые никогда не окупятся. И, как ни странно, народ с этим согласен.

Росси обещал закончить акцию в сентябре, но Юхан попросил его пересмотреть планы. Чем быстрее, тем лучше. Если они достигнут поставленной цели – ноль ожиревших – к концу лета, можно считать, что выборы выиграны.

Я имею в виду не только акцию, сказал он Росси, я имею в виду чисто вымытый пол. Свидетельства, эмиграционные документы – весь набор. Так, чтобы и комар носа не подточил.

Швеция станет легче на миллион килограммов. У него до сих пор при этой мысли по спине пробегал приятный холодок. Несколько сот свиней в день вроде бы и не так много, но Крусбакка – далеко не самая крупная бойня. “Свинина Госберга” в Сконе дает цифры посерьезнее – до двух тысяч за ночь, что на пятнадцать процентов превышает план.

Эти, в Сконе, знают толк в поросятине, хохотнул Росси.

Молодые родители закончили фотосессию. Мамаша сунула ребенка в коляску и достала бутылку кока-колы. Цены на подобные напитки увеличились чуть ли не вчетверо, но этим американским свиньям, очевидно, плевать. В этом и есть главная проблема: покуда есть сахар, люди будут его покупать. И не только заезжие туристы вроде этих, но и шведы. Казалось бы, можно закончить эти рыночные игры с ценами, запретить – и проблема решена. Как выяснилось, нет. Так просто не запретишь. Промышленность взвоет.

Юхан задержался у окна. Раньше он любил Америку. Прямота, уверенность. Я делаю свое дело, главное – держаться. Универсальное fuck you словно встроено в американский менталитет. Отстаньте, вам до меня нет дела. А мне – до вас. Он восхищался этим мировоззрением. Дома, в Швеции, ему не хватало американской независимости.