Вспомнила, как мы приходили сюда с Эмилем. В первый раз я была свободной женщиной и хотела от него уйти по-английски, а он поймал на руки и не пустил. А во второй посадил меня на ограду, сказал: только вместе выживем. Держись за меня, я спасу… Я ему поверила.

Я оперлась локтями на ограду и вздохнула. На лицо вдруг легли ладони, залепив глаза. Я резко выпрямилась, в панике сбрасывая руки.

— Привет, — когда я повернулась, Андрей смеялся, кривовато из-за паралича справа, но глаза были теплыми и ироничными. — А ты храбрая, да?

Он неожиданно положил ладони мне на щеки, словно собирался поцеловать. Я отшатнулась, поясницей натолкнувшись на холодный чугун. Пистолет больно врезался в спину. Я нащупала ограду локтем, словно хотела вскарабкаться, но за нею меня ждала холодная темная вода.

— Ты чего? — руки переместились со щек на плечи. — Дина, я тебе не враг.

Возможно, так и есть. Он пришел один.

— С Эмилем что-то случилось, — пролепетала я. — Он пропал.

Андрей приподнял брови и усмехнулся.

— И? — он ждал продолжения. — Разве ты не должна радоваться?

Он что, не понимает? Не знает, с каким условием меня отдали Эмилю?

— Андрей… — я набралась смелости, чтобы говорить дальше. — Меня убьют. Я без него никто. Пустое место.

Андрей покачал головой, не дослушав.

— Неправда, — возразил он. — Начнем с того, что ты не пустое место. Я знаю, тебя продали в рабство. Но это твой шанс, правильно?

— В каком смысле? — нахмурилась я.

— Тебя никто не держит, иди в ФСБ. Расскажешь, что произошло. Тебе помогут.

Это было решение, лежащее на поверхности. Насколько простое, настолько и недоступное.

Андрей рассматривал меня, словно ждал, что я решу. Я слишком много знаю: про деньги, нелегальные и большие, про убийства и торговлю людьми. Такие свидетели долго не живут. А органы, может быть, и смогут меня защитить. А может, и нет.

Я давно перестала верить в лучшее.

Он меня прощупывает?

— Я не могу пойти.

Придется рассказать все: о подвале, об убийствах, которые мой муж совершил ради нас. Мне придется сдать Эмиля.

— Почему?

— Не хочу… Ты знаешь, где Эмиль?

Андрей нахмурился. Кажется, он ожидал другой реакции.

Мне не нравился его взгляд — не осуждающий, но он словно узнал про меня что-то неприятное. Андрей считал, что меня продали в сексуальное рабство. Выдали замуж насильно, чтобы прикрыть это. Нормальная женщина не должна беспокоиться за хозяина.

Ему не объяснить всего. Андрей не был на моем месте. Его не жрал страх дни и ночи напролет. Он не жил в клетке, раздавленный и неспособный за себя постоять. Он не зависел год от жестокого мужчины.

Больше всего на свете я боялась, что мой муж умрет.

Я ненавидела его, проклинала, но ни разу не пожелала смерти. Потому что между мной и ними стоял только он. Каким бы он ни был.

Андрей что-то знает.

— Скажи, где Эмиль, — повторила я.

— Ты его любишь? — прямо спросил он. — Да, Дина?

— Нет, — я распахнула глаза, словно очнулась от кошмара. — Но хочу знать, что с ним. Пойми, я с ним жила. Мне нужны ответы.

Я не прятала тревогу в глазах, и он с досадой кивнул. Взгляд скользнул вдоль набережной. Андрей так презрительно усмехнулся, что меня это уязвило.

— Давай, я тебе лучше кое-что покажу, — предложил он.

Из кармана появился телефон. Андрей что-то включил и молча повернул ко мне экраном.

Какой-то коридор, обзор сверху и сбоку. До меня дошло, что это запись с камеры наблюдения, но качественная и в цвете. Дом с богатым интерьером. Я видела ковровую дорожку на полу, стены, обшитые шикарными панелями из палисандра, и светильники-рожки.

— Что за… — начала я и тут увидела Эмиля.

Я крепче сжала телефон, впитывая каждый кадр.

Широким шагом Эмиль прошел по коридору. Уверенно, так ходят агрессивные мужчины, у которых есть цель. На мгновение в обзоре мелькнуло лицо — напряженное, со сжатыми зубами. Он щурился, словно ему было больно от света.

Сунул руку под пиджак. Мгновение — и в руке оказалось оружие.

Черный ствол на фоне серого костюма бросался в глаза. Резкое движение в кадре — смазанное, а значит быстрое: Эмиль толкнул свободной рукой дверь, одновременно вскидывая пистолет.

Я узнала обстановку. Кабинет его шефа.

Боже мой, только не…

— Когда сделали запись? — прошептала я, услышав свой голос со стороны. Потрясенный и потерянный, голос человека, который понял всё, но еще надеется.

— Вчера днем. Когда привез деньги, — Андрей забрал телефон.

Я нашла за спиной ограду и оперлась, чтобы не упасть. Нужно было время прийти в себя. Боже, Эмиль… Они загнали его в угол. Не деньги мой муж повез — решил пойти ва-банк и перестрелять тех, кто на него давил. За меня ли, за деньги, за себя — не важно, он сделал это.

— Где он? — прошептала я, понимая, что если до сих пор не дал о себе знать, значит…Он проиграл в перестрелке.

Мой Эмиль, которому так невыносимо стало жить, что он решил кинуть все на кон. И свою жизнь. И мою.

Первое мгновение я была оглушена.

В себя меня привел ветер — зябкий, полный сырой влаги. Ветер незнакомого города, где меня не должно быть. Андрей что-то говорил. Я подняла глаза, нашла его слепым взглядом, пытаясь сжиться с тем, что только что видела.

— Можно сделать по-другому, Дина, — долетел голос. Андрей предлагал решение. — Я помогу уехать, поживешь в тихом месте…

Что он несет? Сначала ФСБ, теперь предлагает лечь на дно… Он менял направление так же легко, как ветряк в бурю — куда порыв рванет.

— Он погиб? — выпалила я.

Андрей осекся. Ему не нравилось мое глупое упрямство — взгляд стал жестким.

— С Эмилем разберутся. Давай поговорим о тебе. О твоем будущем.

Ветер швырнул волосы мне в лицо, и Андрей отвел их — хотел видеть глаза. Мне нечем было его порадовать: зашуганные, недоверчивые, как у затравленной лисы. Упрямые.

— Эмиль у них, — сказал он, когда понял, что я не успокоюсь. — Забудь о нем. Он пролетел и расплачивается, а тебе пора думать о себе.

Я прищурилась. Расплачивается… Спина покрылась мурашками, а руки стали холодными. Чугунная ограда, за которую я схватилась, казалась теплой, как свежий хлеб.

Я помню, что это за плата.

Шея и плечи заныли, заболел висок… Снова эта боль из прошлого, которое так глубоко пустило в меня корни, что случайное воспоминание выбрасывало меня в место без времени и надежды. В мрачную подвальную комнату. Где я по-прежнему стояла на коленях, сложив руки за головой, а из носа хлестала кровь. Это со мной на всю жизнь.