С такими мыслями и чувствами я шел по переулку, а затем дальше по узкому арочному проходу, где можно было двигаться, только едва не касаясь плечами стен. Проход закончился спуском к идущей вдоль канала дорожке.

Я постоял пару минут, любуясь висевшей в небе почти полной луной. Она освещала сам канал, но дорожка оставалась в глубокой тени. Справа от нее возвышалась стена, за ней – дома. Слева вдали можно было разглядеть теряющийся в вечерней дымке мост, а ближе – парусник, мачта которого отчетливо выделялась на фоне серого неба.

Естественно, я направился к паруснику, неторопливо шагая и с удовольствием набивая трубку. Днем это место никакой красотой не отличалось, но сейчас, при луне, сцена выглядела почти романтической. Я прислушался к тишине. Кроме доносящегося из-за стены приглушенного шума улиц не было слышно ни звука. И вокруг ни души. Единственное, что выдавало присутствие человека, – это мерцающий свет в окнах кают голландского парусника.

Необыкновенно умиротворенная обстановка подвигла меня к ленивым размышлениям о том о сем и ни о чем конкретно. Я шел, с наслаждением попыхивал трубкой, легко ступал по дорожке, чтобы не потревожить благодатную тишину. Где-то там, неподалеку, в загадочном доме лежал на своем узком ложе Саймон Бенделоу, и, возможно, именно сейчас мисс Дьюзнеп и ее приятельница на прощание вглядывались через целлулоидное окошко в его изможденное желтое лицо.

Я поднял глаза, пытаясь определить, где находится этот дом. Но признаюсь, что даже не было понятно, в какую сторону смотреть.

Двигаясь дальше, я начал различать корпус парусника, а напротив, у дорожки – небольшое хозяйственное строение вроде сарая. Перед ним у небольшого причала – погрузочная лебедка. На подходе к ней я заметил в стене дверь, ведущую, наверное, к какому-то дому наверху. А вот и сарай, небольшое деревянное сооружение непонятного назначения.

В этот момент на паруснике возникло небольшое движение. Кто-то вышел на палубу и запел. Там, в каюте – теперь я это заметил – было веселье, небольшая пирушка. А моряк на палубе очень мелодично пел, но песня была мне незнакома.

Я подошел к причалу, встал рядом с лебедкой, начал слушать. Неожиданно лебедка скрипнула, а в следующий момент что-то сильно ударило меня в бок, задев руку, и я полетел в воду.

К счастью, я хорошо плаваю, так что быстро добрался до мелкого места и встал в воде чуть выше колен, не то чтобы встревоженный, скорее озадаченный случившимся. Вначале надо было достать шляпу, которая плавала неподалеку, а потом решить, как выбраться на берег. Рядом была ровная стенка канала и зацепиться не за что. Пришлось возвращаться вброд ярдов на пятьдесят, где я видел спускающиеся к воде ступеньки. Идти пришлось долго, утопая ногами в мягком иле. Наконец я по ступенькам выбрался на дорожку, постоял в нерешительности, чувствуя, что сильно продрог, а затем двинулся обратно к причалу, где уронил свою любимую трость. На этот раз шагал я не так беззаботно, как вначале прогулки.

Лебедка лежала на земле. Что заставило ее опрокинуться, было не ясно. Я осознал, что чудом избежал смерти. Стрела лебедки прошла в нескольких дюймах, едва не задев голову. Трос вряд ли порвался, скорее всего ослаб. Но почему? Ведь лебедка не была нагружена. Я осмотрел конструкцию и все равно не понял причину поломки. Трос был цел, а лебедка управлялась из сарая. Я заглянул в полуоткрытую дверь, затем вошел. Подождал, пока глаза привыкнут к полумраку, и увидел, что трос там просто не закреплен.

Моя трость валялась у причала, рядом с ней трубка. Возвратив свои сокровища, я двинулся обратно по дорожке, откуда пришел, под доносящееся с парусника веселое пение. Сейчас там уже выступал целый хор. Через несколько минут я был у ступенек, быстро поднялся в арочный проход и по переулку вышел на Маркет-стрит.

К счастью, свет в магазине Морриса горел, и я даже разглядел его силуэт. Дверь была не заперта. Хозяин в дальнем конце работал с каким-то изделием, зажатым в тиски.

Он взглянул на меня, не сказать, чтобы слишком приветливо, но, разглядев состояние моей одежды, отложил напильник.

– Доктор, что с вами?

– Ничего особенного, – ответил я, пытаясь улыбнуться. – Просто случайно упал в канал.

– Что значит случайно?

– В том смысле, что не намеренно, – ответил я и кратко рассказал о происшествии.

И тут мистер Моррис неожиданно проявил благородство.

– Но вы же замерзли, – произнес он, вставая. – Раздевайтесь, а я пока схожу за одеялом.

Он завел меня в небольшую комнатку в конце магазина, включил газовую плиту и вышел в боковую дверь. Я, не теряя времени, сбросил мокрую одежду и к его возвращению пришел в более или менее сносное состояние.

Он подал мне халат:

– Вот, наденьте это, завернитесь в одеяло и садитесь в кресло ближе к огню.

Я последовал его указаниям.

– А теперь, – продолжил он, – я отнесу вашу одежду супруге для просушки. Только достаньте все из карманов. Ботинки и шляпа высохнут здесь, у камина. Если кто-то зайдет в магазин, позвоните мне. Вот кнопка.

Он вышел, а я положил сушиться шляпу и ботинки, придвинул резное деревянное кресло к камину и сел поудобнее. Комната производила странное впечатление. Вернее, не сама комната, а тот хлам, которым она была забита. Тут не было ни одной вещи, стоившей, по моему мнению, дороже шести пенсов. Казалось, мистер Моррис собирал и приносил сюда все, что владельцы лотков на Маркет-стрит выбрасывали в мусорные баки. Часы без стрелок, сломанные скрипки, графины без пробок, сильно потрепанные книги религиозного содержания… Чем же на самом деле зарабатывал себе на жизнь этот человек? На вывеске магазина можно было прочитать, что он «антиквар», но это никак не вязалось с извлеченным наружу и расставленным по лавке содержимым мусорных баков. И сколько я здесь ни был, ни разу не видел ни одного другого посетителя.

И сам мистер Моррис вовсе не казался бедным старьевщиком. И вполне приличный дом явно стоил немалых денег…

Наконец хозяин вернулся с моей одеждой.

– Почти все высохло, – буркнул он. – Супруга вашу одежду немного почистила, но погладить не успела. Это, знаете ли, целая история.

Он положил одежду на спинку кресла, и я, бормоча слова благодарности, начал быстро одеваться. Равнодушно кивнув, мистер Моррис пожелал мне счастливого пути и снова принялся за работу.

Я решил идти домой пешком. Неудобно было показываться в таком виде в транспорте. Пройдя квартал, я неожиданно увидел на противоположной стороне улицы доктора Ашера. Подошел, тронул его за руку, он развернулся и, узнав меня, расплылся в улыбке:

– Как ты оказался в моем районе в такое время? Продолжаешь замещать Корниша?

– Да, – ответил я. – Но сегодня был мой последний визит, только подписал свидетельство о смерти.

– Вот так и надо заканчивать работу, – похвалил он. – Когда похороны?

– Не знаю. Это меня не касается.