– Боже мой! – послышался сдавленный возглас солдата, поднявшегося на башню и остановившегося за спиной Хауссера.

Берлин, 20 сентября 2013 года

Могенс высунул голову из воды. Цепи, которыми он был прикован ко дну, звякали о железные стены ванны. Уровень воды понижался, давая ему вздохнуть. Он кашлял и отплевывался, одновременно ловя ртом воздух. Когда последние остатки воды вытекли из ванны, он остался лежать в темноте, рыдая и трясясь от холода. Он потерял счет времени и даже не помнил, сколько раз его топили. Он молил о пощаде, но ледяная вода раз за разом заполняла ванну до краев. Все это было невозможно объяснить. Не было никого, кто объяснил бы, за что его так мучают. Он дошел до того состояния, когда хочется поскорее умереть.

И вдруг его слух уловил, кроме собственных рыданий и звона цепей, какой-то другой звук. Ему показалось, что это музыка. Не та, которую он, перед тем как исчезнуть, слышал на фестивале, нет, это скорее было похоже на марш, звучали барабаны и флейты. Затем вступил детский хор. Дети пели по-немецки, и он попытался уловить слова, но в хриплом реве динамиков трудно было что-то разобрать. «Wir tragen… Wir tragen… die blaue Fahne»[33]. Синий флаг![34]Кажется, это была старая скаутская песня. Он догадался, что поет ее пионерский хор. Но зачем кому-то понадобилось включать ему музыку? Он стал звать на помощь, стараясь перекричать пение, но громкость тотчас же увеличили, и музыка заглушила его крики. Музыка словно глумилась над ним, голым и прикованным цепями. Вскоре музыка стихла, и опять опустилась безмолвная тьма. Он ожидал, что сверху на него вот-вот хлынут из крана потоки воды, а скаутская песня была как бы предвестием новой попытки утопления. Но вместо воды тьму прорезал тонкий голос, который обращался к нему из того же хрипящего динамика, из которого только что доносилась музыка. Голос звучал странно и неестественно и гулко отдавался от стен:

– ГДЕ… У ТЕБЯ… ДЕНЬГИ… ПРО КОТОРЫЕ… ТЫ… МНЕ… ГОВОРИЛ? ДЕНЬГИ…

Он как мог вытянул шею.

– Рената? Рената? Это ты? Ты здесь? – ответил он на ломаном немецком.

Последовала долгая пауза. Затем снова раздался голос:

– ДА. Я ЗДЕСЬ… ЗДЕСЬ, РЯДОМ… ТЫ… МНЕ… ОБЕЩАЛ… ДЕНЬГИ?

– За что ты со мной так? – заплакал он. – За что?

– НА ТЕБЯ… НЕЛЬЗЯ… ПОЛОЖИТЬСЯ… ДЕНЬГИ… ГДЕ ДЕНЬГИ?

– Отпусти меня, Рената! Умоляю тебя, отпусти!

– ДЕНЬГИ… ГДЕ ДЕНЬГИ?

– Ты ничего не получишь! – крикнул он в бессильном отчаянии. – Ничего, пока не выпустишь меня! – Голос изменил ему. – Пожалуйста, Рената, отпусти меня!

– БАЛДА! СЛАБАК И БАЛДА!

В тот же миг на него сверху полилась ледяная вода. Он кричал, умоляя Ренату о пощаде, пока вода поднималась все выше. Снова запели юные пионеры, а вода все лилась; под конец их веселые звонкие голоса превратились в далекое бредовое завывание, доносившееся сквозь толщу воды.

Берлин, 4 мая 2014 года

Томас и Луиза сидели в первоклассном баре «Спаркос Лаундж» отеля «Парк Инн», в который они только что прибыли. В баре у них за спиной шло шумное веселье – там развлекалась компания немецких предпринимателей. Большинство поснимали пиджаки и, распустив галстук, во весь голос подпевали гремящей из динамиков поп-музыке.

Было начало двенадцатого, поэтому Луизе и Томасу пришлось довольствоваться ограниченным выбором блюд. Луиза еще не прикоснулась к своему salad niçoise[35]и только выпила немножко газированной воды. Она нервно листала бумаги из прозрачной папки, а Томас тем временем подкреплялся заказанным бургером. Он уже заметил, что в папке сложены распечатки всех электронных сообщений, которыми обменивались Могенс и Рената Шуман, а также адреса всех четырех женщин по имени Рената Шуман, к которым они завтра собирались наведаться. Кроме этих бумаг, там была карта города, где Луиза отметила адреса этих женщин. Остальные листки представляли собой документы и квитанции за номер в отеле и билеты на самолет.

– Как четко у тебя все организовано.

Луиза кивнула:

– Я договорилась с шофером, что он заберет нас завтра в восемь тридцать. Я решила, что это будет не слишком поздно для того, чтобы всех объехать. Как-никак завтра воскресенье.

Чуть не подавившись бургером, Томас поспешил запить его пивом.

– Ты заказала машину с шофером?

Она кивнула:

– Я подумала, что лучше всего будет взять машину на целый день.

– Детективное расследование, организованное по первому классу! – сказал он с улыбкой. – Приятная перспектива. Не придется пользоваться подземкой.

Луиза убрала бумаги в папку.

– Хоть бы оказалось, что кто-то из этих женщин знает, где Могенс.

– Уверен, что все именно так и будет. Наверняка Могенс сидит сейчас у Ренаты Шуман, попивая кофе и угощаясь домашним штруделем.

Луиза заломила руки и отвела взгляд:

– Могенс не пьет кофе… У нас есть три дня, чтобы его разыскать, а дальше я вообще не знаю, что делать.

Отложив столовый прибор, Томас посмотрел ей в глаза:

– Давай подождем до завтра и навестим этих милых дам. Если это ничего не даст, тогда будем думать дальше.

Она взяла папку и спрятала ее в сумку.

– Я готова позавидовать твоему спокойствию!

– Неужели ты так ничего и не поешь? – спросил он, кивая на ее нетронутую тарелку.

Луиза отрицательно покачала головой и встала из-за стола:

– Ничего не могу. Пойду к себе и напишу Могенсу по электронной почте, что мы приехали. Может быть, это подтолкнет его к тому, чтобы ответить.

Томас пожал плечами.

– Ты считаешь, что это неудачная мысль?

– Нет-нет. Я только подумал, что раз он до сих пор не откликнулся, то вряд ли сделает это теперь.

Она огорченно отвернулась:

– Ну пока, до завтра! Увидимся в восемь, чтобы успеть позавтракать?

Он кивнул:

– Спокойной ночи, Луиза.

Она прошла через темный зал ресторана к холлу, где находились лифты. Томас вытер губы и с досадой швырнул салфетку на стол. Он и сам не мог бы сказать, чего ожидал от этой поездки, и прекрасно понимал тревожное состояние Луизы, но все равно ему было странно, что всю дорогу они даже не разговаривали. Когда он пытался с ней заговаривать, она ограничивалась односложными ответами, как будто нарочно старалась подчеркнуть дистанцию между ними, а он никак не мог понять почему. Как бы случайно два номера, которые она для них заказала, располагались на расстоянии двенадцати этажей один от другого.