Рассказать пикантную историю Митрич не успел, потому что действие обрело драматический характер: Кабанов подскочил к дивану и рывком выдернул Дымова из простыни.

— Не сметь! — закричала Тамира так, что Митрич испуганно прикрыл уши.

Кабанов опешил и застыл с щуплым Дымовым в руках.

— Запомни, Петя: если ты хотя бы пальцем его тронешь — не увидишь меня никогда, — пообещала Тамира.

Кабанов на минуту задумался, потом швырнул Дымова обратно на диван. Тот встал, пытаясь сохранять достоинство, и начал одеваться.

— Ха! — заржал Кабанов. — Тело-то у тебя, пианист, не фонтан! Мускулатура вообще недоразвитая! Ты что, в детстве болел?

Дымов густо покраснел.

— Идиот, — строго сказала Тамира. — Знаешь ли ты, Петя, о том, что каждый человек в ответе за свое лицо?

— Не понял, — растерялся Кабанов.

— Правильно, ты и не поймешь. Не дано. Я раньше думала, ты не виноват в том, что у тебя такая внешность, а теперь думаю: ну как такого, как ты, можно любить?

— Не понял, — с угрозой повторил Кабанов.

Тамира усмехнулась:

— А в старости ты станешь невозможным толстяком с одутловатым глупым лицом.

— Этот недоносок, что ли, в старости будет нормальным? — закричал Кабанов, указывая на соперника.

— Да, этот будет, — мстительно улыбнулась Тамира. — Если хочешь знать, в старости он будет прекрасным. А лицо его станет просветленным.

Между тем Дымов успел набросить на себя халат.

— Винцо, халат, все дела! — рявкнул Кабанов. — Значит, не успела за мной захлопнуться дверь, как ты, Томка, уже нашла мне замену. И главное, с кем ты мне изменила? С этим задохликом, недочеловеком!

Дымов вспыхнул и заметил:

— Да ты пьян, уважаемый, от тебя за версту несет перегаром.

— Выпил, не отрицаю, — неожиданно легко согласился Кабанов. — Не каждый день тебя бросает любовница.

— Ничего, переживешь! Подобные сантименты не в твоем духе!

— Много ты знаешь о моем духе, пианист фигов! Может, в душе я чувствительный! Тамара, скажи ему, пусть отваливает!

— Во-первых, Петя, — спокойно сказала Тамира, — отвернись, мне надо одеться.

— Можно подумать, я тебя голой не видел, — хмыкнул Кабанов.

Дымова перекосило, и он строго попросил обойтись без пошлостей.

Тамира усмехнулась:

— Не отвернешься? Ну, хрен с тобой, смотри, мне наплевать.

Она невозмутимо встала.

— Мать честная, красивая, как пол-Европы, — заголосил Митрич, — королевна, Лорен София!

Надев платье, Тамира уселась в кресло и гордо заявила:

— Во-вторых, Петя, отваливать Дымов никуда не будет. Может, ты забыл, что это его квартира?

— Тогда ты собирайся, пойдешь со мной! — приказал Кабанов.

— А в-третьих, я никуда с тобой не пойду, — отрезала Тамира.

— Это как прикажешь понимать?

— Так и понимай! Я уже сказала, что между нами все кончено! И вообще, чего тебе надо, Кабанов? Просто мимо шел, решил зайти? Или, может, Рита выгнала? Ты ведь, как телок, поплелся за ней, тебе приказали, и ты пошел. А меня оставил с незнакомым мужчиной! Была бы я тебе дорога, не оставил бы.

Кабанов нахмурился:

— Это я поначалу не сообразил, растерялся. Понимаешь, привычка. Не так-то просто зачеркнуть прошлое и начать новую жизнь! Я только потом задумался. Вот, значит, приехали мы домой, вроде нормально. Рита, ясное дело, дуется, ну, разбила всю посуду в доме, ну, это, батарею грохнула, на меня с ломом рыпнулась, но это как бы несерьезно, понятно, что через неделю отойдет. А вот со мной что-то не так. Чего-то я этого Крюкова вспомнил, и вообще… Разные мы с Ритой люди!

— А мы с тобой, что ли, похожие? — не выдержала Тамира.

— С тобой это… Чувства!

— Вот уже и про чувства вспомнили! Ты ж говорил, сентиментальщина, любовь-морковь!

— Мало ли что я говорил, — развел руками Кабанов.

— Любовь — материя тонкая, — ввернул Митрич, — иной раз не знаешь, как повернет! Вот у нас случай был: один глухой влюбился в даму, а она, понимаешь, слепой оказалась! И ничего! Сошлись, живут душа в душу! Оно, может, секрет их гармонии в том и состоит! Я иной раз посмотрю на свою Клавдию и прям возжажду быть слепым — чего-то она с годами меняется не в лучшую сторону, толстая стала, впору сало топить. А когда пилить начинает, охота глухим заделаться, чтоб она, значит, надрывалась, а мне по барабану!

— Слушайте, оставьте ваши идиотские истории, — попросил Дымов. — Вы уже сделали свое черное дело! Сколько вам заплатили, тридцать сребреников?

Митрич виновато заерзал.

— Так зачем же ты, Петя, вернулся? — с иронией поинтересовалась Тамира. — Может, забыл свои носки?

— Издеваешься? Смелая стала? — угрюмо заметил Кабанов. — Зря ты так! Я за тобой пришел! Я полночи думал, места себе не находил, бутылку водки выпил и решил: все, с Ритой развод, с тобой сходимся! Что мне Рита? У меня давно свой бизнес, свои деньги! Так что ты, Тамара, не сомневайся, будешь обеспечена по самое не хочу!

Тамира расхохоталась:

— Да с чего ты взял, что я хочу с тобой сойтись? Фу, слово какое мерзкое! Выпил, говоришь? Ну и иди домой, а то протрезвеешь, жалеть будешь!

В этот момент у Кабанова зазвонил сотовый телефон.

— Але, да, Рита. Ага, ушел! Совсем ушел. С концами ушел. Почему? Потому. Не сошлись характерами, в натуре! Ладно, бывай! Привет Крюкову!

Он нажал отбой.

— Молодец, смело, — усмехнулась Тамира. — Только поздно.

— Почему поздно?

— Потому! Я хочу быть с ним!

Тамира взяла Дымова за руку.

Кабанов с отчаянием закричал:

— Томка, идем отсюда! Я тебе квартиру куплю! Твою собственную! Хочешь, двух… трехкомнатную! Идем?!

— Хоть Версальский дворец. Не пойду!

— Да ты дура, что ли? — не выдержал Кабанов. — Ты ж сейчас свое счастье отметаешь. Сама-то сознаешь?

Митрич назидательно заметил:

— Я ж вам объяснял про Бермудский треугольник. Людям свойственно в таких условиях совершать нелогичные поступки!

— Опомнись, я по-хорошему тебя прошу, — взмолился Кабанов. — Я даже этого пианиста тебе прощу!

Кабанов чувствовал настоящее отчаяние, он был готов на любые жертвы, даже на унижение. В конце концов, сейчас главное вернуть Тамиру. А дурь из ее головы потом можно будет выбить, да и пианисту по шее навалять…

— Нет, Кабанов, я лучше с моста кинусь, чем теперь с тобой пойду.