Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не туда же вы приглашаете меня в компаньоны.
— Мечта компаньонства не потерпит, старина. Возникнут разногласия. У меня уже все размечено до последней детали. (Я подумал, не эти ли чертежи видел у него Филипо.) Мне долго пришлось туда добираться, но теперь уже совсем близко. Я даже вижу, где будет девятнадцатая лунка.
— Вы любитель гольфа?
— Сам я не играю. Как-то все времени не хватало. Идея меня пленяет, вот что. Подыщу первоклассную хозяйку для отеля. Какую-нибудь покрасивее и из хорошего общества. Сначала хотел подобрать разных фифочек, но думал-думал и решил, что в изысканном гольф-клубе им не место.
— И все это вы придумали в Стэнливиле?
— Я двадцать лет над этим думаю, а теперь цель близка. Выпьем еще?
— Нет, мне пора.
— Там будет длинная коралловая стойка, а бар я назову «Необитаемый остров». Бармен — обязательно вышколенный у Ритца. Кресла закажу деревянные, из плавника, — конечно с подушками, чтобы мягко было сидеть. На занавесках тканые попугаи, а в окне большой телескоп, направленный на восемнадцатую лунку.
— Мы с вами еще обсудим все это.
— Я пока ни с кем не делился своей мечтой — из тех, конечно, кто понял бы меня. Рассказывал своему бою в Стэнливиле, когда обдумывал кое-какие подробности, но до него, сопляка, ничего не доходило.
— Спасибо за мартини.
— Мне очень приятно, что вы одобрили мой поставец. — Когда я оглянулся в дверях, он уже стоял с тряпочкой в руке и снова протирал его. Он сказал мне вслед: — Поговорим еще, не будем откладывать. Если в принципе вы согласитесь, то…
2
Мне не хотелось возвращаться в опустевший «Трианон», от Марты за весь день ни слова, и меня потянуло в казино — ближайшую замену домашнего очага. Но с того вечера, как я встретился там с Мартой, оно стало неузнаваемо. Туристов у нас больше не было, а из постоянных жителей Порт-о-Пренса мало кто решался показываться на улицах с наступлением темноты. Игра шла только за одним рулеточным столом, и сидел за ним только один игрок — итальянский инженер Луиджи, с которым я был немного знаком: он работал на нашей капризной электростанции. Содержать казино при таких обстоятельствах не могла бы ни одна частная компания, и его взяло в свое ведение правительство. Каждый вечер приносил убыток, но убытки исчислялись в гурдах, а гурдов всегда можно было напечатать сколько нужно.
Крупье сидел мрачный — должно быть, гадал, из каких средств ему поступит жалованье. Даже выход двух пустых зеро мало что давал банку. При таком жалком количестве игроков двух выигрышей en plein было достаточно, чтобы вывести его из строя на весь вечер.
— Везет? — спросил я Луиджи.
— Сто пятьдесят гурдов, — сказал он. — Совесть не позволяет покинуть этого горемыку. — И в следующем кругу выиграл еще пятнадцать.
— Помните, какая тут шла игра в прежние времена?
— Нет. Меня тогда здесь не было.
Администрация старалась экономить на освещении, и мы сидели в пещерном мраке. Я играл без всякого интереса, ставя фишки в первую колонку, и тоже стал выигрывать. Крупье совсем потемнел лицом.
— Так и хочется поставить весь свой выигрыш на красное, — сказал Луиджи, — пусть бы этот бедняга немножко воспрянул духом.
— А вдруг опять выиграете? — сказал я.
— Можно будет пойти в бар. Они, наверное, с большой наценкой там торгуют.
Мы попросили виски — заказывать ром было бы слишком жестоко, хотя виски мне пить не следовало после сухого мартини. Я уже начинал чувствовать…
— Да никак это мистер Джонс, — послышался возглас с другого конца зала, и, обернувшись, я увидел, что ко мне, дружелюбно протягивая влажную руку, подходит казначей с «Медеи».
— Вы ошиблись, — сказал я. — Не Джонс, Браун.
— Срываете банк? — развеселым голосом спросил он.
— Тут срывать нечего. А я думал, вы не решаетесь так далеко заходить в город.
— Мне мои собственные советы не впрок, — сказал он и подмигнул. — Сначала зашел к мамаше Катрин, но у моей девушки обстоятельства, она только завтра будет.
— А больше никто не приглянулся?
— Я люблю есть с одной тарелки. Как там мистер и миссис Смит?
— Сегодня улетели. Полное разочарование.
— Эх! Напрасно он с нами не поехал. Что, с выездной визой было трудно?
— Мы получили ее за три часа. Не запомню случая, чтобы иммиграционное управление и полиция так быстро все оформили. Наверно, хотели от него отделаться.
— Что-нибудь политическое?
— По-моему, министерство социального благосостояния сочло его идеи подрывающими устои.
Мы выпили еще, потом посмотрели, как Луиджи проиграл несколько гурдов для очистки совести.
— Как поживает капитан?
— Не дождется, когда мы уйдем отсюда. Глаза бы его не глядели на этот город. Рвет и мечет, только в море и подобреет.
— А тот, в стальной каске? Благополучно прибыл в Санто-Доминго?
Стоило мне заговорить о своих спутниках, и меня охватила смутная тоска, может быть, потому, что в те дни я в последний раз чувствовал себя спокойно и в последний раз на что-то по-настоящему надеялся. Я возвращался к Марте и верил, что все пойдет по-другому.
— В каске?
— Не помните? Он еще декламировал на нашем концерте.
— Ах, этот бедняга? Прибыл благополучно — прямо на кладбище. Разрыв сердца в пути.
Мы почтили память Бакстера двумя секундами молчания, а шарик тем временем все бегал, подскакивая по желобку, ради одного Луиджи. Он выиграл еще несколько гурдов и, безнадежно махнув рукой, встал из-за стола.
— А Фернандес? — спросил я. — Черный, который плакал.
— Бесценный человек, — ответил казначей. — Полное знание дела. Все хлопоты взял на себя. Он ведь, оказывается, гробовщик. Единственное, в чем у него не было уверенности, — это в вероисповедании мистера Бакстера. В конце концов он похоронил покойника на протестантском кладбище, потому что нашел у него в кармане календарь, где все сказано про будущее. Какой-то старик…
— «Альманах старика Мура»? {61}
— Вот-вот.
— Интересно, что Бакстер мог там вычитать для себя?
— Я посмотрел. Ничего такого личного не было. Ураган, который принесет большие разрушения. Тяжелая болезнь в королевской семье и еще о том, что сталелитейные акции подскочат на несколько пунктов.
— Пойдемте, — сказал я. — Пустое казино хуже пустой могилы. — Луиджи уже обменивал свои фишки, и я тоже подошел к кассе. На улице,