Он считал себя знатоком женщин и понимал, что говорить им подобные вещи вовсе не обязательно.

По крайней мере, в первую ночь…

Нет, он знал, конечно, что женщины любят цветистые эпитеты и прилагательные в превосходной степени, — и, уж конечно, ни одной из них не понравится, если ее вдруг начнут сравнивать с другой.

Тем более вслух. К тому же женщины обычно предпочитают вообще ничего не знать о прошлом мужчин, с которыми бывают близки. Впрочем, то же самое можно с полной уверенностью сказать и о мужчинах…

И все же с Ольгой ему хотелось быть честным до конца. Ведь то, что произошло между ними, было самым искренним из всего, что он когда-либо испытывал в жизни. После того, когда она сбросила с плеч усталость, забыла о тревогах и опасности… Господи, какой она стала смелой! Требующей и дающей, необузданной и горячей…

Ее волосы рассыпались по его руке. Гладкая шелковистая кожа матово поблескивала в сумраке лунной ночи, спина чуть заметно выгибалась с каждым вдохом и выдохом. Она спала на животе, лицо ее было повернуто к Артему, а рука лежала в его ладони.

Стараясь не разбудить, он прикрыл ее рубашкой и, тихонько откинув волосы со лба, всмотрелся в лицо Ольги. Да, она была младше его, определенно лет на десять или чуть меньше. Сейчас, когда она отдыхала, черты ее лица стали удивительно спокойными, чистыми — совершенными. Неужели всего час назад она, горячая от страсти, задыхалась в его объятиях и не могла насытиться им? Но ведь это было! При воспоминании об этих мгновениях Артема вновь охватило желание. Когда он только заметил ее в вертолете, даже когда впервые держал ее в объятиях, то и предположить не мог, что их близость будет настолько прекрасна и удивительна.

У Артема было много женщин, но только с Ольгой он получил такое наслаждение.

И конечно же ему очень хотелось узнать, испытывала ли она нечто подобное с другим мужчиной, с мужем, к примеру, или с любовником. Он не сомневался, что у такой красивой женщины обязательно должен быть любовник, особенно у одинокой женщины… И догадывалась ли она, что с ним, с Таранцевым, такое возможно? И почему вдруг она, элегантная и независимая и, по всей видимости, состоятельная женщина, перешагнула через общепринятые приличия, через здравый смысл и всего па шестые сутки их знакомства подарила ему эти мгновения счастья и любви? Что побудило ее?

Жалость, сострадание, а может, страх, растерянность, неуверенность в том, доживут ли они до завтрашнего вечера, до нового свидания? Или же ее безошибочная женская интуиция подсказала ей, что им предстоит пережить минуты неповторимого, почти сказочного блаженства вдвоем?

Он с нежностью провел ладонью по ее волосам.

Ольга все еще спала в той же позе, не вынимая руки из его ладони.

— У тебя так бывает со всеми? — прошептал Артем едва слышно. — Или только со мной?

Он совершенно не надеялся на ответ, который хотел бы услышать. Но ему отчаянно хотелось быть исключением в се жизни… Артем погасил окурок.

Он уже успел по ней соскучиться, но пора было возвращаться в лагерь, пока их не спохватились и не отправились на поиски.

— Эй, — тихо позвал он, чуть сползая вниз, так, чтобы их лица оказались совсем рядом. — Э-эй, — повторил он и погладил ее по спине, — просыпайся!

— М-м-м? — сонно пробормотала она, но тут же открыла глаза и, потянувшись к нему, обхватила его руками. — Артем, так не хочется возвращаться. — Потом осмотрелась уже более осмысленным взглядом и виновато сказала:

— Прости за все, что наговорила тебе сгоряча.

Он улыбнулся и поцеловал ее в щеку:

— Нет. Это ты прости, поначалу я вел себя как законченный негодяй.

— У тебя были на то свои причины.

Он повернулся, нашарил в темноте одежду и принялся одеваться. Закончив, вскочил на ноги.

— Ты не против, если я уйду первым? Мне надо каким-то образом отвлечь их внимание. Пожалуй, я извинюсь перед Евгением и Сергеем. Кажется, я их совсем заездил.

— Ты прав. Они работают больше всех, а ты набросился на них с упреками, причем необоснованными, когда разладился камнемет.

Артем покаянно вздохнул:

— Я знаю. Просто сорвался. Я был в жутком состоянии. Но я и вправду извинюсь перед ними.

Одевшись, Ольга тоже поднялась с земли и сказала:

— А лучше всего просто пойти и помочь им.

— Хорошо, я сейчас пойду, — сказал он послушно, думая уже о другом. Неужели она все-таки решилась его полюбить или это обыкновенный каприз красивой и избалованной бабенки? Он не верил, что его можно полюбить, но Ольга улыбнулась ему, и он с облегчением понял, что все будет хорошо, по крайней мере в ближайшие несколько часов.

— Знаешь, — сказала она, — я все-таки провожу тебя немного, а ближе к убежищу разойдемся в разные стороны. Я пойду навещу Надежду Антоновну. Сейчас ее очередь дежурить.

Они взялись за руки и пошли по едва заметной тропинке между камней. Ольга чувствовала, как поднимается и растет в се груди волна огромного счастья. Теперь она знала, что ошибалась, когда думала, что Артем не для нее. Нет, это был как раз тот мужчина, с которым она, не задумываясь, разделила бы жизнь до конца дней своих. Только вот много ли их осталось, этих дней?

Ольга поцеловала Артема, потом он ее, и они разошлись, не доходя до убежища. Когда его темный силуэт почти скрылся за камнями, она вдруг вспомнила о его порванной рубашке и крикнула:

— Я хотела заштопать дырку!

— Завтра! — весело крикнул он в ответ и зашагал туда, где не покладая рук работали Шевцов, Малеев и Рыжков.

Переход через перевал занял в общей сложности более пяти часов, и, хотя Павел и Синяев окончательно вымотались, Незванов не позволил им ни разу остановиться.

— Мы должны до темноты спуститься как можно ниже в долину. Нельзя оставаться на высоте без палатки и дров.

Павел с трудом изобразил на лице улыбку. Дмитрий, похоже, не признавал полутонов. Для него — либо хорошо, либо плохо. Он продвигался как машина, опустив голову, время от времени дергал за веревку, чтобы привести во вменяемое состояние Синяева, и практически не разговаривал, лишь изредка взмахивал рукой, указывая направление, в котором они должны были следовать дальше.

Подняв Синяева за шиворот, Павел устало вздохнул:

— Ладно, веди нас, Сусанин, дальше.

С перевала хорошо просматривалась цепочка больших и малых озер, окруженных невысокими лесистыми сопками. Их путь лежал мимо этих озер, но, судя по карте, те соединялись друг с другом протоками, и Павел подумал, что можно попробовать соорудить плот и что это значительно сократило и ускорило бы их путь до поселка.

Долгий и трудный спуск по снежнику почти не остался в памяти Павла. Видно, как и Синяев, он вошел в состояние полной отрешенности и автоматизма. Они шли в связке за журналистом, как псы на поводке, подчиняясь рывкам веревки и резким окрикам Дмитрия, когда тот или другой вдруг садились на снег либо спотыкались о камень. Павлу казалось, что его руками и ногами двигает кто-то посторонний, и он молил Бога лишь об одном — избавить их от серьезных препятствий, потому что тогда он не выдержит и сломается, как Синяев.