Удивительно, я сейчас нахожусь сразу в двух реальностях. В надоевшем кабинете с молчаливой красоткой, и одновременно в собственных фантазиях в бандане с акульим зубом в руках.

Я словно сплю.

Может, сказывается работа без отдыха, может, недостаток кофеина. Но сейчас я как уставший водитель после двенадцати часов за рулем. Пальцы сжимают руль, глаза следят за дорогой, но в голове всплывают образы. Несвязные, манящие образы. Ты сквозь эти видения смотришь на дорожную разметку, реагируешь на встречные машины, но за рулем уже не ты. За рулем лишь твое теряющее реакцию тело.

Машинка жужжит.

Дыхание замедляется.

Глаза моргают все реже и медленнее, я машинально вспоминаю факты о татуировке.

Татуировку использовали для лечения. Рисовали специальные символы, которые должны были изгонять болезни. Люди верили, что вытатуированный символ защитит его владельца от темных сил. И, вероятно, способ действительно работал. Иначе им бы не пользовались. Самовнушение? Не исключаю. Если, например, человек искренне верил, что рисунок на теле помогает. Кто знает, возможно, на уровне плацебо мог излечиться. Мы слишком мало знаем об устройстве мозга. А может, обыкновенное совпадение и предрассудки безграмотного общества.

Машинка жужжит.

Дорожная разметка виляет. Стеклянные глаза ловят свет встречных фар. Руки держат руль, реагируют на изгибы трассы.

Машинка жужжит.

Возле стены стоит лопата.

Я смотрю на нее.

Мне хочется заглянуть в окно, но мои глаза упорно смотрят на пластиковую потертую ручку, прикрученную изогнутым болтом к алюминиевому черенку. Отчего-то я уверен, что рукоятка шершавая на ощупь.

Машинка запинается и вновь жужжит.

Жужжание возвращает меня в реальность, словно приемник возвращает к реальности водителя, услышавшего музыку на неожиданной громкости из-за радиопомех.

Возвращает в реальность, но ненадолго.

Кажущаяся бодрость всего на мгновение, а потом ты вновь засыпаешь с открытыми глазами.

Считается, что татуировщик и клиент связаны навеки. Клиент, пока носит тату, вспоминает мастера, а мастер, сколько бы он за свою жизнь ни сделал работ, помнит каждую в деталях.

Эта связь рождается через боль, через сосредоточенность, через кровь, через концентрацию.

Татуировка служила талисманом. Ее накалывали на удачу и для успехов в промыслах. У северных народов рисунок защищал его хозяина от сил природы: ветра, морской воды, снега.

Приемник шипит.

Виолончель вступает вместе со своими хордофоновыми братьями. Сквозь жужжание и стон струн я слышу, как неторопливо проходит воздух через мои ноздри.

Я стою возле дома.

Мне любопытно, что происходит за стеной, мне хочется узнать, чей это дом, хотя, кажется, я знаю чей он. Вернее, чувствую, что знаю.

Вместо того чтобы постучать в дверь и проверить, моя голова занята странными мыслями о том, как непросто вырыть глубокую яму. Я думаю о том, что лопата весит больше, чем кажется с виду, и еще что мне не успеть до рассвета выкопать четыре ямы в разных местах. Даже если рыть неглубоко. И мне, как ни старайся, не успеть спрятать куски трупа.

– В некоторых племенах татуировки делали юношам, что означало их посвящение в мужчину.

Бормочу вслух, стараюсь прекратить жуткие видения.

– Девушек отмечали после первых месячных. Женщины с помощью татуировки пытались сохранить свою молодость.

Мои бормотания не помогают.

Образы не отступают.

На ум приходит картинка из старого фильма ужасов, где напуганная монашка стоит на коленях посреди огромного пустого зала, трясется, теребит в руках Библию и, несмотря на всю бесполезность затеи, шепчет заученные слова молитвы.

– Люди украшали свои тела астрологическими узорами, знаками солнца, звезд, луны.

Продолжаю свою молитву и трясу головой.

– Татуировки должны привлекать мужчин. В языческих племенах набивали узоры своих покровителей, птиц или животных.

Сильно зажмуриваюсь и раздуваю щеки.

Сейчас мне не важно, что обо мне подумает клиентка. Мне нужно срочно прийти в себя.

– В Китае и Древней Греции людей насильно помечали татуировочным клеймом.

Я говорю и спотыкаюсь о что-то тяжелое и мягкое.

В тот момент, когда я осознаю, что у моих ног лежит мертвое тело, я не испытываю ни страха, ни паники. Я знаю, что тело нужно разделить на куски и спрятать. Еще я знаю, что нужно торопиться.

Руки ловко перехватывают рукоятку лопаты, и я бью острой частью, словно топором.

Без злости, спокойными движениями.

Целюсь в шею.

Хочу отделить голову от тела покойника. Не думаю о причинах или последствиях.

Мне страшно только от того, что я абсолютно спокоен.

– Татуировку считают чем-то нечистым, бесовским. Сатанинской отметиной. Считают чем-то дьявольским.

Мой голос дрожит.

– Татуировки получали паломники, совершившие путь к святым местам. В Боснии, например, католики наносили себе на тело крест или инициалы Иисуса Христа.

Одной рукой я подхватываю за волосы почти отрубленную голову мужчины, другой прицеливаюсь и ударяю что есть сил в углубление на его шее, в котором уже виднеются кости. Я проделываю все это с мертвецом, и я знаю, что за мной наблюдают.

Металл отслаивает кожу, зарывается в мокрую розовую мякоть. Мне хочется повернуться и успокоить своего наблюдателя.

– Не, ым, волнуйся, – говорю незнакомым голосом. – Если сможешь, ты все увидишь, ым, сам.

Не волнуйся. Повторяет мой рот, и я наблюдаю словно со стороны, как мне не хватает сил.

Рубить лопатой не простое занятие.

Удар.

Еще и еще.

– Воинам в Полинезии наносили татуировки в виде зубов акулы или наконечников копий. Женщинам делали отметки о замужестве и количестве у нее детей.

Не помогают мои разговоры.

Рот выплевывает известные факты, а руки двигаются вверх-вниз, рассекают лопатой мертвую плоть.

– В России солдатам на запястье вырезали крест и порядковый номер. – На каждый слог в слове номер, руки делают еще два ритмичных удара острием по шее.

В голове вертится фраза «Не бойся. Все будет хорошо».

– В рану закладывали сухой порох вместо краски. Не бойся. Такой метод служил для определения, ым, принадлежности убитого воина к воинскому подразделению. Все, ым, будет хорошо.

Оттягиваю голову мертвеца.

Она практически отделилась от тела. Лишь несколько скользких клочков разорванной кожи удерживают ее на плечах. Я верчу в руках тяжелый холодный мертвый шар. Рассматриваю посиневшее лицо.