Впрочем, первым или вторым, но партизаном Давыдов был, как говорят теперь, харизматичным: после первых встреч с крестьянами он снял мундир, начал отращивать бороду и надел на грудь образ Николая Чудотворца – чтобы простой народ видел в нем своего. Уже 2 сентября Давыдов, атаковав отряды мародеров, взял в плен 160 человек. Трофейное оружие было роздано крестьянам. Схватки с французами были почти ежедневными.

Партизанские отряды, посылаемые во французские тылы после Давыдова, были не в пример сильнее: в отряде генерала Дорохова, например, были гусарский, драгунский, три казачьих полка и шесть пушек. С такими силами можно было уже и сражения давать – и 11 сентября Дорохов разгромил четыре французских кавалерийских полка.

Были партизанские командиры «из простых»: например, драгунский унтер-офицер Ермолай Четвертаков. Он попал в плен к французам, сбежал и создал партизанский отряд из жителей деревни Задково. В начале у Четвертакова было всего 50 человек и всего четыре ружья. Но после успешного нападения на французский обоз возле деревни Басманы к удачливому командиру присоединилось еще две сотни народных мстителей. Хотя Четвертаков был неграмотен, военное дело он знал: перед своим отрядом он всегда высылал разведку, а в окрестных деревнях имел «резерв» – крестьян, которых собирал для особо крупных операций. Отряд Четвертакова оборонял от французов территорию вокруг города Гжатска (ныне – Гагарин Смоленской области). При необходимости Четвертаков мог собрать с округи до четырех тысяч человек. С такими силами Четвертаков успешно нападал даже на отряды, имевшие артиллерию. В ноябре, когда в эти места вернулась русская армия, Четвертаков распустил отряд и явился в расположение русской армии на лошади и с оружием. Интересно, что его докладу не поверили. Генералы Кологривов и Эммануэль провели расследование – все подтвердилось. Однако что делать с Четвертаковым дальше? Казалось бы – повысить и сделать как минимум командиром батальона. Но это была Россия, а не Франция: Барклай-де-Толли наградил Четвертакова знаком отличия Военного ордена (солдатским Георгиевским крестом) и… отправил служить дальше в том звании и в том же полку.

Другой стороной народного участия в Отечественной войне было ополчение. В 1812 году его собирали уже второй раз за эпоху наполеоновских войн.

Главным оружием в ту эпоху была человеческая масса – именно этого оружия решил заготовить побольше император Александр своим манифестом «О составлении и образовании повсеместных ополчений или милиций» от 30 ноября 1806 года.

Напомним, в 1806 году сложилась Четвертая антинаполеоновская коалиция, в которую вошли Россия, Пруссия и Англия. Англия как всегда давала деньги, а Пруссия и Россия – солдат. По избытку самоуверенности пруссаки начали боевые действия одни, не дождавшись русских, и были разбиты 14 октября под Йеной и Ауэрштедтом. Александр однако решил, что еще ничего не кончилось: русская армия вместо того, чтобы развернуться и идти домой, вступила в боевые действия. А вместо разгромленной Пруссии союзником регулярной армии должен был стать народ.

«Бедствия, постигшие в кратчайшее время соседние державы, показывают ныне необходимость в мерах необыкновенных, в усилиях великих и твердых… – говорилось в Манифесте. – Таковыми только чувствиями воспламененный и движимый народ поставить может повсеместным ополчением непроницаемый оплот против сил враждебных, сколько бы они велики ни были».

Ополчение созывалось в 31 губернии. В две недели помещики, «казенные села» или мещанские общества должны были за свой счет выставить определенное для них число вооруженных и обмундированных ополченцев, имеющих запас продовольствия. Офицерами Земского войска или милиции (ополчение называлось еще и так) состояли помещики из числа отставников. Предполагалось собрать 612 тысяч человек, однако в 5-м томе сборника статей «Отечественная война и Русское общество» сказано, что ратников собралось только около 200 тысяч. По окончании боевых действий ополченцам обещали возвращение к семьям: «Когда благословением Всевышнего усилия Наши и верноподданных Наших, на защищение отечества увенчаны будут вожделенными успехами, тогда сии ополчения Наши положат оружие, возвратятся в свои домы и семейства, собственным их мужеством защищенные, где вкусят плоды мира, столь славно приобретенного».

В ожидании войны они оставались в своих деревнях. Весной 1807 года в связи с возобновлением военных действий ополчение поставили было под ружье, но после Фридланда у царя резко пропало настроение воевать. 8 июля в Тильзите был заключен мир. 27 сентября 1807 года вышел Манифест о роспуске ополчения, однако на деле из 200 тысяч почти все (177 тысяч) были переведены в рекруты и остались в армии солдатами, от чего, говорится в книге «Отечественная война и русское общество», «тяжелый осадок недоверия остался у народа»…

С этим осадком надо было считаться в 1812 году. Хотя в регулярной армии в России было тогда около миллиона человек, но на главном направлении – едва около 200 тысяч, да и те были разбросаны на большой территории.

К тому же отсутствовали резервы: при рекрутской системе формирования войск и 25-летней службе каких-либо запасников взять было неоткуда. Войска же требовались немедленно и в больших количествах. Оставалось одно – ополчение. Однако само это слово отпугивало народ. По этой причине изданный 6 июля 1812 года Манифест составлен из экивоков и обиняков: «полагаем мы за необходимо нужное собрать внутри государства новые силы, которые нанося новый ужас врагу, составляли бы вторую ограду в подкрепление первой и в защиту домов, жен и детей каждого и всех». Но что это будет за сила, на каких правах и с какими обязательствами – не уточнялось. В документе нет не только слова «ополчение», но и слов «земское войско» и «милиция» – неприятных воспоминаний избегали изо всех сил.

Примечательный факт: в 1806 году ополчение было объявлено в 31 губернии, а в 1812-м, когда враг был уже в пределах государства и опасность была несравненно выше, ратников собирали лишь в 16 губерниях. Объяснения этому были разные: отчасти власти опасались, как бы народ не использовал оружие для бунта (по этой же причине Ростопчин в Москве до последнего медлил с вооружением горожан). С другой стороны, ошарашивала необходимость вырвать из экономики – с фабрик, с полей, из торговли и сельского хозяйства столько рабочих рук.

В Манифесте от 18 июля слово «ополчение» уже есть. Но употреблено оно с успокоительными оговорками: «чтобы составя достаточные силы из одних губерний, не тревожить без нужды других». Этим Манифестом были учреждены три округа: первый (Московская, Тверская, Ярославская, Владимирская, Рязанская, Тульская, Калужская, Смоленская губернии) – для защиты Москвы; второй (Санкт-Петербургская и Новгородская губернии) – для защиты Петербурга, третий (Казанская, Нижегородская, Пензенская, Костромская, Симбирская, Вятская губернии) – для создания резерва. 1 августа 1812 года был учрежден по делам ополчения особый комитет в составе графа Аракчеева как прилежного исполнителя, госсекретаря адмирала Шишкова как вдохновителя (именно он в 1812 году писал царю все воззвания) и министра полиции Балашова – на всякий случай.