– Отсюда есть один-единственный выход – и он заключается в том, чтобы поймать силу, – прошептал Эммет.

Он бережно прижал мою спину к зеркалу. Его руки нашли мои, он соединил наши ладони и переплел пальцы. Его жар охватывал меня – я ощутила, как его энергия собирается у основания моего позвоночника и поднимается по моему телу вверх. Несмотря на страх и отвращение, которое у меня вызывало это дикое сборище, я почувствовала, что моя плоть поддается наслаждению.

– Представь себе силу, Мерси, – сказал он, касаясь губами мочки моего уха. – Понаблюдай, как энергия, собранная здесь, вливается в тебя.

Я попыталась вообразить, что энергия идет прямо ко мне, делается управляемой, но тотчас почувствовала, что зал вокруг нас изменяется. Какой-то звук – нечто среднее между человеческим стоном и стрекотанием саранчи – завибрировал в воздухе, хотя, похоже, никто, кроме нас с Эмметом, ничего не заметил. Гуляки пребывали в блаженном неведении относительно изменившейся атмосферы. Я принялась озираться по сторонам и вдруг заметила холодный и резкий луч – он двоился и троился в зеркальных поверхностях, сплетая паутину вокруг всех гостей «Тилландсии».

Этот луч пронзил мое сердце ужасом: я поняла, что мы перенеслись в шестиугольный вестибюль, где была убита моя мать. Купол снова нависал над нашими головами – сквозь него проникал тусклый свет, однако он не разгонял полумрак. Хотя зеркала исчезли вместе со стенами цвета сливы, я видела, что все вокруг нас отражается под тысячами самых разных углов. Глядя в пространство перед собой, я увидела себя со спины: мы с Эмметом застыли в объятиях друг друга.

Слуги, разносившие одурманивающие вещества, выволокли одного из участников празднества в центр зала. По бритой голове и уродливой культе вместо руки я узнала Райдера. Гуляки, которые переплелись настолько, что казались единой массой извивающейся плоти, начали распутываться: тела постепенно отпадали от общего скопления, вновь обретая индивидуальность. Некоторые поднимались на ноги, другие – только на колени. Отвратительнее всего были те, кто полностью потеряли человеческий облик: они медленно вставали на четвереньки. Десятки звериных глаз жадно устремились к Райдеру, полулежащему на полу.

– Его кровь во славу их! – прозвучало из плотного кольца людей, которые толклись возле жертвы, а затем этот клич подхватили и другие, повторяя его бесчетное количество раз.

Я увидела, что у Райдера на лбу вырезан знак, похожий на египетский анкх, соединенный с символом бесконечности. Он наливался воспаленно-красным цветом, но сам Райдер оставался равнодушен к разворачивающемуся вокруг него действу. Он стоял на коленях, слишком измученный, чтобы протестовать, и донельзя одурманенный, чтобы хоть чем-то интересоваться. Гуляки радостно приветствовали нового сотоварища – обнаженного мужчину в маске Януса, закрывавшей его голову целиком. Он подошел к Райдеру и провел ножом по его шее. Тело тяжело завалилось вперед. Вопреки всем законам физики, кровь не стала собираться лужицей на полу, а побежала перпендикулярно стенам.

Огромный стеклянный купол изменил форму и вытянулся, а лестница, которая к нему вела, тоже удлинилась и поползла вверх – уровень за уровнем. Это был уже не вестибюль, в котором я наблюдала смерть матери. Он превратился в башню, которая продолжала расти с чудовищной скоростью, уносясь все выше с каждой секундой.

Мужчина с ножом снял маску и торжествующе закричал. Он повернулся лицом ко мне. Глаза у него оказались абсолютно черными, не считая светящихся красных искр, заменивших собой зрачки. Я моментально узнала его. Это был Джо, приятель Райдера. Толпа потеряла интерес к обескровленному трупу Райдера и принялась надвигаться на нас с Эмметом, распевая что-то на непонятном мне языке. Я завопила и забилась, пытаясь привлечь внимание Эммета к тому, что происходило у него за спиной – но в ужасе догадалась, что он оцепенел. Эммета поймала сила, к которой мы только что подключились – и он замер, словно намертво прилип к металлическому забору под током. Он не мог ни пошевелиться, ни заговорить. Он был не в состоянии отсоединиться от энергии, которая струилась сквозь меня и перетекала в него. Черная магия просачивалась в мою плоть, собиралась вокруг солнечного сплетения – и, наконец, приблизилась к цели: к точке, в которой грань присоединяла свою магию к моей. Энергетический поток, накопленный здесь, нашел слабое место в самой грани, и я уподобилась порталу. Огромный груз абсолютной тьмы тянул меня, а его источником была именно сила «Тилландсии», которую я так легкомысленно допустила в себя.

– Что тут творится?

Голос Питера заставил мир вокруг меня замерцать и рассыпаться. Он схватил Эммета за плечи – и, хотя Эммет был гораздо крупнее, швырнул его на пол.

Меня трясло, в горле у меня еще застрял крик. Башня с куполом рассыпалась в прах. Мы стояли в подлинном вестибюле особняка. Гости отсутствовали, а помещение, в котором мы оказались, по-прежнему находилось в состоянии прерванного ремонта.

Питер повернулся от меня к Эммету, которому удалось сесть, хоть тот явно пребывал в шоке.

– Я спросил, что тут творится?

– Питер, – выдавила я. – Все не так, как выглядит на первый взгляд.

Питер крутанулся на месте. Лицо у него побагровело, на правом виске билась жилка. Его глаза горели гневом.

– Я даже не знаю, как это выглядит, Мерси. Почему бы тебе не рассказать мне, что вы двое здесь делаете?

– Мы искали Эмили, – пролепетала я.

По крайней мере, это было частью правды.

– Ты рассчитывала обнаружить Эмили в кармане его пиджака?

– Мы тебе все объясним, если ты дашь нам такую возможность, – вмешался Эммет.

Ему удалось встать и отчасти вернуть себе чувство собственного достоинства.

– Закрой пасть, пока я сам ее тебе не заткнул! – рявкнул Питер срывающимся голосом. – Что с тобой? – спросил он у меня. – Мне казалось, что мы со всем разобрались, когда отчалил Джексон! Мерси, мы же решили быть вместе! А сейчас я вижу, что ты непонятно чем занимаешься с этим типом. Но, Мерси, он ведь даже не настоящий! Он не мужчина.

Я бросила на Эммета взгляд, безмолвно умоляя его не парировать выпад соперника, пустив в ход сведения о происхождении Питера. Чуть кивнув, Эммет опустил голову и отошел на шаг.

– Послушай меня, Питер, – произнесла я, хоть моя совесть и укорила меня за то, что я говорю. – Ты не понимаешь, что здесь произошло.

– А почему бы тебе мне не растолковать? Медленно, внятно и просто, чтобы я сообразил что к чему.

Я принялась лихорадочно думать над своим ответом. Как мне объяснить Питеру, что моя жизнь перевернулась и мне кажется, что от меня вообще ничего не зависит? Нужные слова на ум не приходили. Питера начало трясти, но я не могла понять, вызвано ли это яростью или болью. Мне очень хотелось утешить его, но внезапно я отвлеклась на какое-то движение, которое заметила на периферии зрения. Я отвела взгляд от Питера – и поняла, что к нам приближается моя мать. Я потянулась к Питеру, чтобы заставить его посмотреть на нее, но он отстранился.