– Да, я считала, что эти дети заслуживают счастья, какую бы цену за него ни пришлось заплатить. Я люблю Ника. Всегда любила.

– Не совсем обычная ситуация, правда?

Каталина глубоко вздохнула.

– Посмотри на меня повнимательнее. Ничего не замечаешь? Я валашская цыганка. Леонид привез меня в Москву, когда мне было всего девятнадцать. Я была готова к тому, что его родственники меня возненавидят. Так и случилось. Но этот мальчик, его сын… он мне слова плохого не сказал. Ни тогда, ни потом.

Ксения уже собралась уходить, как вдруг Каталина спросила, глядя на нее так же холодно и недоверчиво, как голубоглазые сиамские сестрички:

– А ты… ты любишь его?

– Да, – ответила та смущаясь.

– Уверена?

– Почему вы спрашиваете?

– Потому что он любит тебя очень сильно. Почти так же сильно, как Ладу. И мне бы хотелось, чтобы на этот раз он получил все, чего заслуживает.

– Да, – прошептала Ксения, – мне тоже.

Сидя почти без движения, Каталина легонько почесывала указательным пальцем подбородок раскинувшейся у нее на коленях Тисифоны. Прелестная шелковая бестия урчала от удовольствия.

– Ты уже решила, где будешь спать? Возьми в шкафу рубашку, ночью может быть прохладно. Спокойной ночи.

Сдержанность этой женщины в сочетании с дикой, неправдоподобной красотой делали ее в глазах Ксении какой-то мифической фигурой наподобие феи Морганы. Но главное – исходящее от нее ощущение силы. Скрытого могущества, непостижимого для разума.

Ей страшно хотелось переночевать в комнате Лады, но из уважения к чувствам Каталины она устроилась в комнате Ника. И только начала засыпать, как за дверью заголосила какая-то из эриний. Вой сопровождался настойчивым царапаньем. Поминая недобрым словом тех тайских монахов, которые много веков тому назад начали разводить этих чудных зверушек для охраны монастырей, Ксения сползла с кровати и выглянула в коридор. Ну, точно она – все та же несносная Алекто!

– Гадкая девчонка, – шепотом сказала ей Ксения. – Ладно, заходи… Но если ты будешь орать, я тебя выкину!

Спустя некоторое время по ее ногам кто-то деловито прошелся, а потом, окончательно обнаглев, заполз под одеяло. Гибкое шелковистое существо с вибрирующими боками свернулось калачиком у нее под мышкой, промурлыкало «доброй ночи» и, блаженно вздохнув, затихло. Ксения улыбнулась, не открывая глаз. Представила себе толстую морду Матильды, мысленно поцеловала ее в мокрый нос, вздохнула вслед за Алекто и мгновенно провалилась в сон.

Подумав, она решила не предупреждать Веру о своем визите и сделала вид, что завалилась к ней просто так, экспромтом. Вера как раз собиралась ужинать. Появление Ксении с тортиком «Панчо» и охапкой белых хризантем повергло ее в шок, но в то же время приятно удивило. Они не созванивались с того дня, когда Ксения получила выговор за свое недостойное поведение, и то, что сегодня она первая сделала шаг к примирению, говорило о полном осознании ею собственной неправоты.

Выпив по рюмочке муската, а после ужина – по чашке чая и еще по рюмочке муската, они перешли в гостиную, где провели около часа за приятной болтовней и разглядыванием старых фотографий. В какой-то момент Вера отлучилась к телефону, и Ксения, воспользовавшись ее отсутствием, быстренько вытащила из альбома фотографию Илоны, восседающей за столом с бокалом вина в руке. С той памятной вечеринки, разумеется. Лицо крупным планом, обилие драгоценностей… Высокомерие и тупость в блестящей упаковке.

Тогда же ей стали известны возмутительные подробности дерзкого налета на офис (выражение Веры) банды вооруженных преступников с Ником во главе. Точно зная, что «преступники» были вооружены только пневматическими пистолетами да собственной беспримерной наглостью, Ксения тем не менее отнеслась к свидетельству очевидца с должным вниманием. В нужных местах громко вскрикивала, округляя глаза от ужаса, и прижимала ладони к щекам.

Ник был назван паразитом, отморозком и неблагодарной сволочью. Из-за него бедняжка Илона до самого вечера глотала корвалол. О том, что бедняжка Илона уже нашла отличный способ рассчитаться с ним за пережитый стресс, ни Вере, ни остальным сотрудникам, само собой, было ничего не известно.

Вечером того же дня фотография попала в руки Каталины. О том, что было дальше, Ксения узнала опять-таки от Веры, правда, неделю спустя.

Около восьми вечера недавно вернувшийся к своим обязанностям Борис въехал во двор господского дома в Большом Сухаревском переулке. Усталая и недовольная г-жа Бельская покинула салон автомобиля и, брезгливо перешагивая через лужи (только что прошел дождь), направилась к подъезду. Внимание ее привлекла женщина, одиноко стоящая у стены шагах в десяти или пятнадцати. Зловещая фигура, с ног до головы одетая в черное. Непроизвольно Илона замедлила шаг. Цыганка (а это была, несомненно, цыганка – в длинной юбке с оборками, с длинными, до пояса, волосами и узорчатой, черное на черном, шалью на плечах) смотрела на нее в упор, не мигая, и этот горящий ненавистью взгляд буквально пригвоздил Илону к месту. Руки-ноги ей больше не повиновалось, мозги не соображали, сердце не билось. Конец. Она чувствовала себя полностью парализованной. Безвозвратно погибшей.

Медленно, очень медленно цыганка подняла левую руку, беззвучно произнесла несколько слов и, не спуская глаз со стоящей как истукан Илоны, дунула на нее с ладони. Усмехнулась, покачала головой и скрылась в соседнем подъезде.

Тут как раз подоспел Борис, с опозданием заподозривший неладное. Илона все еще пребывала в ступоре. Кое-как ему удалось привести ее в чувство, но когда оба кинулись разыскивать черную колдунью, ее уже и след простыл. Там, где она стояла, не удалось обнаружить ничего, кроме фотографии – обычной цветной фотографии десять на пятнадцать, пришпиленной к земле длинным ржавым гвоздем. Гвоздь пронзал бумагу точно в том месте, где у сидящей за столом Илоны располагалось сердце. Когда Борис поднял снимок и вытащил гвоздь, на месте сердца образовалась дырка с рваными краями. Илона посмотрела на нее расширившимися от ужаса глазами и села своей обтянутой новыми брюками от «Prada» задницей прямо на мокрый асфальт.

Борис отвел ее домой, где она сразу же проглотила таблетку своего любимого феназепама и улеглась в постель, а сам еще долго рыскал по соседнему подъезду, звонил во все двери и расспрашивал жильцов. Тщетно. Проклятая ведьма как сквозь землю провалилась.

К вечеру следующего дня все лицо Илоны покрылось красными шелушащимися пятнышками, которые быстро расползлись по всему телу. Один врач, другой, третий… Да что они понимают, эти врачи?.. Псориаз! Где это видано, чтобы у чистоплотной, материально обеспеченной женщины, проживающей в столице, ни с того ни с сего вдруг начался какой-то поганый псориаз? Ведь это же что-то вроде педикулеза, разве нет? Этим страдают только бомжи и вокзальные проститутки… Между тем доктора в один голос твердили, что нет, бомжи здесь совершенно ни при чем. Псориаз – это специфическая реакция организма на стрессовые состояния или затяжные депрессии. То есть, по сути дела, это заболевание нервной системы, которое нуждается в длительном и упорном лечении.