Сев в автомобиль, он обнаружил на шелковой рубашке из Таиланда пятна пота, а датчик температуры на приборной панели показывал двадцать два градусов тепла. «Похоже, нас скоро ждет новый рекорд сентябрьской жары», — подумал он.

В участке Браттберг ждала его для разговора.

Синсакер сообщил ей все, что узнал от Хорнемана и Фрейд, но умолчал о маленьком побеге реставраторши и о своей погоне.

Гру Браттберг изнывала от нетерпения:

— О Ваттене больше ничего?

— Мне кажется, вряд ли кто-нибудь очень близко его знает. Но эта история с исчезновением Йоханнесовой книги задала мне хлопот, поэтому я не успел ни с кем побеседовать. Лучше всего отправить туда еще одного следователя. Однако у меня почему-то сложилось впечатление, что новый библиотекарь, Сири Хольм, знает о Ваттене больше, чем люди, которые годами работали с ним бок о бок.

— Тогда почему ты ее не расспросил?

— Она еще не пришла на работу. Собираюсь ей позвонить.

— Сосредоточься на этом, — велела Браттберг. — Но прежде всего я хочу, чтобы ты поговорил с патологоанатомом. Он провел вскрытие и готов дать нам устное заключение. Еще одна вещь, — продолжила Браттберг. — Мы проверили все дорожные посты и паромы, включая Флакк-Рёрвик, и не нашли никаких следов Йенса Дала ни в субботу, ни в воскресенье. Его автомобиль зарегистрирован на пароме в пятницу во второй половине дня и в понедельник утром, как он и говорил. Мона Гран пообщалась с его детьми, которые сейчас у бабушки с дедушкой. Им рассказали о случившемся. На все ее вопросы они отвечали, что папа всю субботу был на дворе.

— То есть муж выбывает из дела, — заключил Синсакер.

— Муж никогда полностью из таких дел не выбывает, — с иронией заметила начальница. — Но как ты понимаешь, теперь все сосредоточиваемся на Ваттене. Куда он делся? Это он взял проклятую книгу? Он собирается с ее помощью устроить себе побег? — Ее просто распирало от вопросов.

Он с минуту размышлял, не стоит ли ей рассказать о Сильвии Фрейд и напыщенном академике в отеле «Принсен», но в итоге оставил эту идею. Шеф, конечно, права: сейчас главное — Ваттен.

Судебный патологоанатом Киттельсен из больницы Святого Олафа был доктором старой закалки, сутулым и дотошным. Он никогда не шутил, не отвлекался на болтовню и всегда говорил только по делу. Словом, врач как раз во вкусе старшего следователя Синсакера. Хотя заглядывать к Киттельсену в кабинет, чтобы выслушать устный рапорт, ему приходилось не часто. Обычно он ограничивался чтением письменных заключений, приходивших прямо в участок. Киттельсен никогда не говорил больше или меньше того, что написано в рапорте, и расспросы, как правило, не добавляли информации. Но теперь они расследовали необычное преступление. С трупом проделали столько всего, что Синсакер не сомневался: Киттельсен мог бы написать о нем целую книгу.

— Киттельсен, сообщите мне самое главное, — сказал он, садясь на стул возле письменного стола патологоанатома. Его кабинет располагался в новом здании, в лабораторном центре отделения патологии и генетики больницы Святого Олафа. Киттельсен в современную обстановку кабинета не вписывался; стол в форме сердца плохо сочетался с прямоугольным образом жизни своего хозяина. Чтобы хоть как-то примириться с окружающей обстановкой, Киттельсен перенес сюда из своего прежнего обшарпанного кабинета самый важный реквизит. Из темного угла комнаты на Синсакера оценивающе смотрел знакомый скелет — на его, скелета, вкус, кабинет вообще освещался слишком ярко. Пожелтевшие анатомические схемы частично закрывали свежепокрашенные стены. Взгляд Синсакера непроизвольно остановился на плакате, висящем за спиной у Киттельсена. Плакат представлял собой черно-белое анатомическое пособие. Синсакер не мог точно сказать, когда его изготовили, но определенно не в нашем столетии. Скорее всего оно являлось факсимильным воспроизведением старинной гравюры на меди. Гравюра изображала со спины тело сидящей по-турецки женщины — она была привязана за шею веревкой. Позвоночник слегка изогнут, зрителю видно одно бедро — естественная, немного вызывающая поза живой молодой женщины. Всю кожу с этого тела удалили, а сзади оставили висеть слой подкожного жира, снятого с ягодиц, будто какие-то не до конца отсоединенные провода. Похоже на стриптиз, но очень зловещий. Все мускулы на обнаженной спине пронумерованы, чтобы подчеркнуть: это делается ради науки. Держать на стене изображение человека со снятой кожей во время расследования такого убийства вдруг показалось Синсакеру ужасной бестактностью со стороны Киттельсена. Но, подумав, он пришел к выводу, что анатомическое пособие скорее всего служит Киттельсену уже очень долго и он просто перестал обращать на него внимание.

— Самое главное… — Киттельсен жевал губами так долго, как только позволяла его деловая натура. — Об итогах исследования спермы я уже доложил. Мои анализы показывают: сперма попала в тело жертвы задолго до того, как ее убили.

— За сколько примерно времени до убийства?

— Основываясь на том, в каком месте влагалища были обнаружены остатки, какое количество семенной жидкости оказалось абсорбировано стенками, и принимая во внимание другие показатели, я могу предположить, что за час или два. Возможно, больше.

— То есть человек, занимавшийся с ней любовью, возможно, ее не убивал? — обрадованно спросил Синсакер, сам хорошенько не понимая, чему так радуется.

— Делать подобные заключения я целиком и полностью предоставляю вам, — сухо ответил Киттельсен. — Я только сообщаю, что мы обнаружили. Еще могу сказать следующее: тот, кто убил, обезглавил и удалил кожу с тела Гунн Бриты Дал, возможно, проделывал такое и раньше. Но я бы не назвал предполагаемого убийцу профессионалом. Для хирурга разрезы слишком грубые и сделаны в странной рубящей манере. Кожа и большая часть головы удалены уже после того, как жертва скончалась.

— Большая часть головы?

— Да, причиной смерти с высокой степенью вероятности явилось перерезание горла, выполненное в первую очередь. Жертва умерла сразу, но убийце потребовались дополнительные удары, чтобы отделить голову от тела. Он, несомненно, пользовался несколькими разными инструментами. Чтобы перерубить шейные позвонки, он взял маленький топор или исключительно тяжелый нож. Но вышеупомянутый убийца наверняка опробовал и другие приспособления. Вы спрашивали о главном. Главное, несомненно, вот. — С этими словами Киттельсен выудил из алюминиевого поддона, стоявшего у него на столе, темный металлический фрагмент.

— Что это? — Синсакер почувствовал, как быстро забилось его сердце — едва ли сердце патологоанатома Киттельсена хоть раз в жизни билось с такой же скоростью.

— Это металлический фрагмент.

— А вы не можете сообщить мне что-нибудь не столь очевидное?

— Я обнаружил его между двумя оставшимися шейными позвонками. Могу предположить, что при попытке перерубить позвоночный столб один из инструментов сломался и обломок застрял в тканях. Тогда убийца взял другой инструмент и завершил работу, сдвинув место разреза немного выше.