– В смысле?

– Увидишь. И расслабься, – добавила она, постучав его по надутым губам. – Все скоро закончится.

– Что закончится?

– Столько вопросов. Ты что, мне не доверяешь?

Киф покачал головой, но не отвел взгляда со шпильки, которую она держала в руках – скорее как кинжал, чем как аксессуар. Только тогда он заметил, что она была длинной, закрученной и с острым, как иголка, концом.

– Ох, я тебя умоляю, – сказала леди Гизела, когда Киф попятился. – Разве я растила тебя трусом?

– Нет, – пробубнил Киф.

– Тогда дай мне руку.

– Зачем?

– Хочу обеспечить твое наследие. Но у всех даров есть цена. А теперь. Давай. Руку.

– А если я не хочу наследия?

– Все хотят. Или хочешь сказать, что отец прав насчет тебя?

Ее слова разожгли в нем огонь, жгучее желание справиться с брошенным вызовом.

– Умница, – произнесла она, когда Киф протянул трясущуюся левую руку. – Хотя над твоей храбростью явно надо поработать.

– Я храбрый.

– Поверю в это, когда увижу.

Слова эхом отдавались в мыслях Кифа, пока мать разгибала ему пальцы. Софи видела, как сильно он хотел отстраниться. Но оскорбления сделали свое дело. Он хотел порадовать ее сильнее, чем остановить. Поэтому он не пошевелился, ощутив острый кончик шпильки у подушечки своего большого пальца. Помедлив мгновение, леди Гизела оставила на ней длинный глубокий порез.

Киф стиснул зубы от боли, чувствуя, как из раны течет теплая кровь.

– Подожди секунду, – велела ему мать. – Мне нужен чистый образец.

Киф смог только кивнуть. Голова начинала кружиться – он еще ни разу не видел столько крови. А края раны щипало, будто он коснулся кислоты.

– Знаю, о чем ты думаешь, – заметила леди Гизела. – Пытаешься понять, почему я не воспользовалась твоей ДНК, как и всегда.

Обычно эльфы считали методы, требующие крови, варварскими.

– Кровь – это наша жизненная сила, – начала объяснять она. – Сокровенная эссенция бытия. Без нее наши тела станут неподвижными и холодными. В этом и заключается мощь. Любой может воспользоваться ДНК – не нужно быть храбрецом, чтобы лизнуть сенсор. Но оросить его кровью? Это совсем другое. Чувствуешь могущество?

Киф чувствовал только боль. И испуг. И еще одну эмоцию, которую он не понимал, но которую понимала Софи.

Он чувствовал себя преданным.

Но он ничего не сказал. Просто кивнул, как храбрый послушный сын, каким хотела видеть его мама, и позволил подтянуть себя ближе к двери.

– Последний шаг, – леди Гизела подтянула его руку к прозрачному прямоугольнику, врезанному в металл рядом с дверной ручкой.

Софи думала, что дверь распахнется, едва Киф размажет кровь по гладкой панели. Но вместо этого во тьме раздался металлический щелчок.

Щелчок закрывшегося замка.

Леди Гизела отступила, стряхивая волосы с глаз.

– Наконец-то.

Кровь на панели зашипела, наполняя воздух неприятным запахом барбекю и превращаясь в пепел, а затем исчезая без следа.

– Вот оно, твое будущее, Киф, – сказала ему мать, широко раскрывая руки и глядя на дверь с нескрываемым восхищением. – Твое наследие. Надежно скрытое, пока наш мир не будет готов к изменениям.

– К каким изменениям? – всхлипнул Киф, прижимая к себе раненый палец, с которого на запястье до сих пор стекала кровь.

Разумеется, мать не подумала захватить ему бинт.

Отвечать она тоже не стала.

Просто схватила его за локоть и вскинула шпильку к полуночному небу, перенося их обратно в комнату Кифа.

– Звездные камни, – заметила она, скручивая волосы и закалывая их на затылке, – запоминают места, где были. Однажды тебе понадобится это знание.

«Однажды» Кифа не волновало.

Его волновало «сейчас».

А сейчас… у него очень болела рука.

И тело ныло от холода. И живот крутило от боли и страха.

Ему просто хотелось сжаться в комок под одеялом и заплакать.

– Неблагодарный, – заявила ему мама, заметив, как он поплелся к кровати. – Еще и нытик. Но это неудивительно, учитывая твой возраст. Верни мне плащ, пока не лег.

Киф швырнул его в нее и стащил с ног ботинки, а потом забрался под одеяло и натянул его до шеи, оставляя на ткани кровавый отпечаток.

Леди Гизела скривилась.

– Надо найти тебе мазь – и что-нибудь, чтобы убрать пятно, пока твой отец не заметил.

– Как хочешь, – пробормотал Киф, крепко прижимая раненую руку к груди.

Он зажмурился, когда мать вытащила серебряный передатчик.

Последнее, что он запомнил, – то, как она убирает волосы с его лба и шепчет:

– Не бойся, Киф. Скоро придет Стиратель.

Софи резко отпустила виски Кифа, разрывая ментальную связь. Но ужасная картина не шла из головы.

– Киф, я…

Слов не было.

Она схватила его за плечи, обнимая изо всех сил. Может, если не отпускать его, то получится удержать вместе осколки.

– Кажется, очистить твою обувь от шкур шелки уже не получится, – усмехнулся Киф.

– Ну и что. И не надо так, Киф. Не превращай все в шутку.

– Почему бы и нет.

Его надтреснутый голос врезался в сердце, и она уткнулась лицом в его плечо, ощущая, как слезы стекают на плащ.

– Прости, – пробормотала она. – Это ты должен плакать, не я.

– Никто не должен. Всего-то дурацкий порез. Даже шрама не оставил.

Софи отстранилась посмотреть на него.

– Оставил. Мы оба это понимаем.

Киф отвернулся, глядя на волны, накатывающие на песок.

– Не хочу, чтобы ты меня жалела.

– Ничего не поделаешь. Но это не жалость. Это… не знаю, как назвать. Ничего не понимаю.

– Как и всегда, когда речь заходит обо мне, – вздохнул Киф.

– Ну, мне сейчас хочется ворваться в огрскую тюрьму и врезать твоей матери по ее спесивой физиономии. А потом смотреть на текущую из носа кровь и разглагольствовать о жизненной силе, заодно спрашивая, чувствует ли она себя могущественной.

– Ух ты, кто знал, что ты бываешь такой жестокой.

– Иногда бывает. А уж сейчас… – все ее тело содрогнулось под напором спутанных эмоций – чудовища, рвущегося из груди.

Киф удержал ее.

– Ценю твою ярость, Фостер. Но, правда. Оно того не стоит.