объяснение тому, от чего же так непросто рубить собачий корм в непогоду: «Снег залепляет глаза, и брикет невозможно разрубить на хотя бы примерно равные части». Это действительно проблема. Ведь хочется дать всем поровну. А тут еще, как на грех, и лобное место попалось какое-то не слишком лобное: снежный заструг, который, естественно, сломался после нескольких ударов топора, так что мне приходилось собирать осколки корма в снегу, благо они были хорошо заметны на белом фоне. В результате продолжавшихся минут десяти мучений мне удалось получить необходимое число примерно равных по размерам кусков, и я пошел к собакам. За прошедшие несколько часов их практически заровняло снегом, лишь кое-где из-под снега торчали треугольники ушей. Еще не приступив, собственно, к кормлению, я понял, что есть еще по крайней мере одно исключение из выведенного выше правила: оказывается, в непогоду еще просто кормить собак! Если в обычных условиях, стоило мне только приблизиться с кормом к собакам, сразу же начинались неистовые прыжки, лай и рычание и необходимо было быстро-быстро раскидывать корм во избежание весьма неприятной ситуации, когда возбужденные собаки вырывают из снега якорь и всей упряжкой пытаются самостоятельно поделить принесенный корм в соответствии с их собственными принципами справедливости, нередко имея в виду и самого кормильца, то на этот раз мое приближение к собакам не вызвало никакого видимого интереса с их стороны. Ни один из снежных бугорков не ожил и не рассыпался на части в облаке снежной пыли, как это происходило тогда, когда утром после пробуждения собаки вставали, выгнув спины, и отряхивали остатки сна вместе со снегом. Более того, мне стоило определенных усилий, чтобы разбудить собак. Я аккуратно раскапывал ямку в самой близости от предполагаемого носа собаки, просовывал рукавицу под морду и приподнимал ее, одновременно поднося к носу некогда лакомый кусочек. Большая часть животных оставалась абсолютно индифферентной, и только некоторые из них, как будто вспомнив об одной из самых приятных своих обязанностей в этой экспедиции, хватали пастью предложенный кусок и вновь ложились на снег в еще хранившую очертания их тела ямку. Закончив кормление, я измерил скорость ветра и температуру. Оказалось, что ветер немного утих и его порывы достигали 20 метров в секунду, а температура повысилась до минус 16. В палатку я вернулся около 19 часов, где за все свои послеобеденные труды получил добрую порцию английской лапши с мясом – достойное завершение трудного дня!

24 апреля. Конечно, если представить себе все наше соединенное королевство втиснутым в очерченный пологом нашей палатки квадрат площадью немногим более трех метров, то можно понять, почему и все события нашей политической жизни, и ритм ее пропорционально ускорялись, становясь как бы спрессованными во времени. Даже Палата лордов у нас была объединена с Палатой их представителей, не говоря уже о том, что смена правительств происходила ежедневно. Если вчера подданные Ее Величества были целиком во власти правительства консерваторов во главе с педантичным и скрупулезным Джефом, то сегодня в результате очередного и, к счастью, бескровного переворота в спальном мешке к власти пришло правительство лейбористов во главе со мной. Отражая, как и положено по статусу, чаяния самых широких масс трудящихся, утомленных утренним пориджем, я изготовил сегодня столь любимую в народе овсянку, к тому же обильно сдобрив ее изюмом. Это вызвало негромкий гул одобрения даже со стороны осуждающих транжирство продуктов консерваторов. Полного консенсуса правящей партии и вылезшей из глубин мешка и подобревшей от источаемого примусом тепла оппозиции удалось достичь за чашкой утреннего кофе. Несмотря на продолжавшуюся непогоду и сильный встречный ветер, весь вчерашний день мы провели в пути. От летящего навстречу снега все лицо мое покрылось ледяной коркой, особенно страдали глаза: я по ошибке не надел очки (солнца не было, и мне показалось, увы, что они ни к чему). До обеда моя упряжка шла второй. Впереди на лыжах замысловатым противоветровым зигзагом шел Уилл, за ним – его упряжка, направляемая Этьенном и Бернаром, за ними, стараясь не упустить их из виду, шли мои собаки во главе с плохо предсказуемыми, особенно в такую погоду, Банту и Кукой. Обед не оставил сколь-нибудь приятных воспоминаний, так как почти что весь обеденный перерыв я потратил на поиск на своем заледенелом лице места, куда обычно люди вливают чай. Мои друзья, не имевшие романтических бород и потому не испытывавшие драматических трудностей, связанных с необходимостью их оттаивания, уже в основном закончили трапезу и стали собираться, а мне, увы, вновь пришлось подставить мое многострадальное лицо встречному ветру, который и не собирался утихомириваться.

После обеда мы решили перестроить свои порядки с тем, чтобы дать отдохнуть лидировавшей упряжке Уилла. Я со своими так называемыми вожаками переместился на почетное и трудное первое место, Этьенн с упряжкой Стигера отошел на вторую позицию. Уилл по-прежнему шагал впереди. Нельзя сказать, что это была удачная перестановка. Если, видя перед собой или, скорее, чувствуя по запаху впереди идущую упряжку, Банту и Кука еще кое-как влачились в борозде, то, оказавшись впереди и не видя и не чувствуя перед собой ровным счетом ничего, кроме мятущейся в снежной пелене фигуры предводителя, мои вожаки напрочь отказались идти по едва заметному следу лыж Уилла. И без того небыстрое движение наше совсем было застопорилось, так что я снял лыжи и побежал впереди своей упряжки, стараясь держаться поближе к заснеженным мордам своих вожаков и в то же время не упуская из виду Уилла. Дело пошло веселее для всех, за исключением меня, поскольку бежать против ветра по рыхлому снегу было совсем не просто. Конечно же, мои трудности ни в какое сравнение не шли с теми, что испытывали наши бедные собаки: шерсть их после ночи, проведенной в пурге, была практически полностью забита снегом, превратившимся на животе и боках в лед, от которого они при всем старании никак не могли избавляться и который, конечно, сковывал их движения и натирал грудь под постромками. Утром, откапывая их из-под снега, я пытался очистить их шерсть, но это занятие было еще менее перспективным, чем аналогичные операции по освобождению моих бороды и усов, где я хотя бы мог использовать теплую воду. Куски льда на хвосте моего любимца Чубаки держались всю первую половину дня, и только когда ему наконец удалось от них избавиться, его пышный хвост вновь свернулся привычным кольцом. Слайдер, шерсть которого от забившего ее снега окончательно утратила присущий ей светло-серый оттенок, стал похож на полярного волка. Скорее всего, Слайдер сам почувствовал перемены в своем внешнем