эффект с эффектом (апорией) несовместимости квантового объекта и классического прибора в квантовой теории измерения: наблюдательный макроскопический прибор иноприроден регистрируемому микропроцессу, и акт наблюдения (измерения) оказывается внешним вмешательством, сказывающимся на ходе и на характере процесса (213 сл.).

Толкование-осознание, стало быть, не только в другом измерении, чем событие, оно не нейтрально, разрушает событие. Помните у Толстого о вреде толкования. И кажется, мы можем уточнить теперь, в чём этот вред. Толкование в смысле вычитывания значений и смыслов – вспомним опыт мальчика с остановкой дыхания, в подростковом максимализме неуправляемость тела истолковывается как слабость, трусость, и возможны радикальные меры противодействия телу. Толкования без значения и смысла не бывает; всякое значение и всякий смысл это структурирование метрики. Всякая структура метрики это программа для разумных существ. Отношения между метрикой социума и топикой природы (тела) взаимно уничтожающие: город вытесняет джунгли, лес разрушает город; подростковый максимализм садомазохистски теснит тело, тело берет реванш с годами и полный реванш в старости. Основатель аскетической традиции св. Антоний:

Есть люди, которые изнурили тело свое подвижничеством и, однако, удалились от Бога, потому что не имели рассудительности[104].

Толкование, как его понимает Толстой, или недолжная интерпретация по Зедльмайру, не участвует (Хоружий: причастна, но не участна) в событии – каком?

Аскетический опыт предстает как духовный процесс, в котором сознание и человек кардинально изменяются: изменяют себя силою благодати; и обнаруживается, что такой процесс требует особых, специально создаваемых – не столько «состояний», сколько структур, актов, режимов […] (219)

Трезвение, одно из традиционных названий аскезы, заставляет вспомнить о пьянстве. Опьянение это один из способов, какими тело освобождается от сознания, не уничтожая его. О том, что трезвение возможно только в крайнем опьянении, говорилось так много, что мне не хочется это уже упоминать. Обратите внимание, что сознание не соглашается с тем, что оно уходит, в опьянении: пока оно еще может говорить, оно продолжает говорить, что оно присутствует и вполне контролирует ситуацию, т. е. его отключение происходит совершенно плавно, насилия не чувствуется совершенно. Но и на каждом шагу своей истории сознание соседствует с несознанием без проблем, даже радо этому соседству, и чуть ли не культивирует свои отключения. Я отключился, говорится с удовлетворением, как о парапсихологических способностях. Способность молодого старца Силуана выпить три литра водки не выключается из житий этого святого. Первое чудо христианства было превращение воды в хорошее вино. Если вручить сознание Богу или природе, – но почему страшно себя плохого пьяного? Потому что сознание отвечает и тогда, когда его нет?

Оно, собственно, не отвечает. С сумасшедшего нет спроса. Сознание отвечает перед самим собой за легенду, которую оно себе создало, если в этой легенде трудно свести концы с концами.

Сознанию бывает нужно окунуться в «бессознательное», чтобы за его счет расшириться.

[…] В духовном восхождении «познание есть событие» (Софроний) – т. е. это познание – обретение не столько новых знаний, сколько нового бытия – чрез возрастание, расширение познающего сознания. По свидетельствам аскетов, не только собственно ум, но все способности осмысления, осознания, перцепции на высших ступенях духовного процесса не просто изменяются, но именно – утончаются, усиливаются, возрастают (222).

Благодать восстанавливает природу против противоестественного (225). Противоестественное возникает от неверного директивного толкования природы.

Как запретно своевольное толкование в аскезе, так запретно и неследование благодати. Это непростительный единственный смертный грех. Следование тут уже поступок. Отказ от следования, решение не признать что-то благодатью, или недоверие своим силам и решение не идти на риск тоже поступок. Толкование при этом происходит, но не как развертывание значения и смысла, а как решение за и против, да – нет, добро – зло. Так в логике содержание редуцируется к оценке на истинно – ложно. Тут диаметрально противоположное толкованию направление: в аскетической логике не я толкую, а я истолкован на то – не то. Не по образцу, потому что всегда и во мне всё новое, неповторимость «лицетворения» (Л. П. Карсавин), а по критерию предельной высоты, спасенности.

«Потомок», внедряясь в таинственную жизнь Традиции и входя с Отцами в общение, повергает перед ними себя и собственный опыт и от них получает проверку его и истолкование; оказывается ими испытуем, поверяем, толкуем (246).

Толкование идет, как в логике, только на истинно – ложно, то – не то, и критерий и норма – благодать, как блаженство, слава, счастье.

В семантике Традиции «истинность» опыта тесно сближается с его благодатностью и несет онтологическое содержание; естественный же опыт обладает лишь […] истинностью в более слабом смысле эмпирической достоверности (250).

Онтологическая истинность аскетической герменевтики, в нашей терминологии толкования как исполнения, окончательная, и в полноте и в истории, по достижению предельного (спасения). «Спасенный человек не вырывается из всей твари, но твари дóлжно быть спасенной и прославленной вместе с ним»[105].

Здесь […] наибольшее отличие от того, что стало привычным в органоне научного познания. Лишь минимально, в зачаточной и обрывочной форме, присутствует здесь всё то, в чём принято видеть ядро герменевтического подхода: обращенность к языку, методику анализа текста, рефлексию стиля и жанра, природы и структуры дискурса, арсенал способов его дешифровки, идентификацию смысловых уровней… Но в то же время, не менее бесспорно другое: в Традиции налицо отчетливый, ярко выраженный импульс и даже пафос понимания и истолкования. Однако относится он не к тексту, а к опыту; добываемый опыт подвига Традиция стремится сделать осмысленным, проработанным, истолкованным, причем истолкованным […] исчерпывающе, до конца; и лишь таким она соглашается его принять, включить в свой корпус, тезаурус исихастского опыта (252).

Эту богатую тему, логика аскезы и логика как этика у Витгенштейна, вам объявляю и оставляю, хотя почти нельзя оставлять, даже имея в виду нашу тему толкования. Продолжаем только тему толкования. Герменевтика опыта, так Хоружий (252) называет аскетическое понимание.

В обычной постановке герменевтической проблемы… должна была бы ставиться задача о толковании Писания и аскетических текстов. Но в «исихастской ауто-герменевтике» ставится задача иная, задача о толковании нового, живого опыта – и это толкование производится на основе Писания и аскетических текстов. То, что должно быть толкуемым, оказывается здесь толкующим; обычная же герменевтика при этом становится некою герменевтикой второго уровня, второго порядка – задачей о толковании толкующего – и эта задача, по существу, не ставится и не рассматривается всерьез. То же, что возникает как «исихастская ауто-герменевтика», своеобразный комплекс диалогических, холистических, интуитивных принципов истолкования аскетического и мистического опыта, – служит внутренним целям