– Время и связывание рук. Я сделал это, чтобы получить больше времени для обдумывания ответных действий. Для того чтобы император публично тебя оправдал и не мог поначалу действовать официально, разыскивая тебя и девушек, – серьёзно сказал отец, внимательно глядя мне в глаза.

– Мы бежим? – подала голос Лиза.

– Вы бежите, – гулко пробасил граф Фёдоров, решив ответить ей лично. – В опасности не только Леонид, но и все его близкие, через которых можно оказать давление. Все, знающие правду и имеющие толику сил сделать хоть что-то.

– А вы? Останетесь и будете служить самозванцу? – спросил я, чувствуя неладное.

– А мы останемся. Я давал клятву защищать империю и не отступлю от неё. Алексей Мстиславович тоже остаётся. После суда мы отправим вас с матерью подальше от столицы…

– Я остаюсь, – минорной нотой прозвенел мамин голос.

– Дорогая! – не сдержался отец.

– Это не обсуждается, – уже спокойно добавила она. – Лучше продолжи с того момента, где мы, – надавила она голосом, – отправляем детей подальше от столицы.

– Мы отправим вас… – отец пожевал губами, – одних подальше от столицы. Туда, где вас смогут спрятать на сколь угодно долгое время. А сами начнём приводить план в действие. Не знаю, сколько времени это займёт: неделю, месяц, год, да даже десятилетие. Но, надеюсь, хотя бы в том, что у нас будет нормальный план, тут никто не сомневается? – раздражённо спросил отец.

– С вами мой отец, – меланхолично заметила Лиза.

– Ну хотя бы так. Вот, собственно, всё, что мы хотели вам рассказать, – закончил отец. – Вопросы? – И по нему было видно, что он думает о наших вопросах.

Но даже так, глядя на девушек, понимая, что они чувствуют и что чувствую я сам, я не мог не спросить:

– А если мы откажемся?

Этот день закончился нескоро. Долгий спор, из которого самоустранились все, кроме меня и отца, как бы обозначив, что именно мы говорим от лица обеих сторон, продлился до обеда, продолжился после, и только под вечер отец сдался. Даже не под напором аргументов, которые он с лёгкостью парировал одной фразой о безопасности девушек. И я был с ним согласен. Но, чувствуя за собой их одобрение и нежелание бежать с тонущего корабля, я не мог сдать назад: ведь если не мы, то кто? Аристократия бывает разная, но то, за счёт чего она до сих существует и не выродилась в сборище ослеплённых собственной властью прожигателей жизни, можно выразить двумя словами: положение обязывает.

Через неделю в дворцовой судебной зале состоялся суд, на который были допущены представители разнообразных печатных агентств. Но запрет на съёмку так и не сняли, поэтому они довольствовались лишь блокнотами да ручками.

По совместному решению туда, помимо меня, отправились только отец да Мелисса зайцем, воспользовавшись мной как троянским конём. Одет я был строго, но не забыл захватить с собой чёрные очки в пол-лица. В этот день я окажусь к самозванцу, усевшемуся на трон, наиболее близко. И смогу, хоть отец стребовал клятву, что я ничего не предприму, посмотреть на него так, как могу только я. Когда ещё такое удастся? Может, это будет важным.

– Встать, суд идёт! – на высокой ноте заголосил какой-то служка, оторвавшись от пустых листов.

Зал, заполненный так, что яблоку негде упасть, зашумел, двигая стульями. Аристократы – цвет нации и опора государства, – разбавленные акулами пера. Те, правда, по большей части стояли, заняв все проходы и столпившись позади сидячих мест, но никто не возмущался теснотой.

Мне вставать не пришлось: никто не догадался предложить стул, поэтому всё время, что мы ждали начала процесса, я провёл на ногах за трибуной. И всё оставшееся время проведу за ней же, у назначенных мне обвинителя и защитника свои конторки, слева и справа соответственно. Интересно, а они вместе меня топить будут или сохранят видимость суда? Впрочем, какая разница. Если та сторона не нарушит договорённости первой, то сегодня я выйду отсюда с чистым именем.

А вот и он. Прямо передо мной и не дальше десяти метров. Подарок судьбы.

Сам суд я пропустил мимо внимания: за всё время мне ни разу не дали права высказаться, как и не задали напрямую ни одного вопроса. Так что я с чистой душой сместил вектор внимания, воспользовался силой и изучал самозванца.

А там было на что посмотреть. Силуэты, которые я, будучи временно незрячим, по неопытности принимал за тело, на самом деле не были духовным его отражением. Видимо, это и есть душа. А убедился я в этом именно сейчас, потому что силуэтов этих у Александра V было по меньшей мере три. Один постоянно находился в хаотическом движении, будто пытаясь вырвать контроль над телом из рук двух других, чьим синхронным действиям следовал организм. Контуры сопротивляющегося силуэта регулярно вырывались за пределы физического тела, и бесследно это не проходило: в такие моменты он слабел, и верховенство захватчиков крепло.

Как же хотелось подойти поближе. Уверен, что, будь у меня доступ к телу хотя бы на пару минут, я смог бы если не спасти его, то хотя бы ослабить контроль этих двоих. Но сейчас я бессилен. Даже без обещания отцу пройти эти несколько метров невозможно. Личные телохранители императора, стоящие по бокам и за высоким резным стулом, – одарённые высших рангов. От любого, кто посмеет дёрнуться в его сторону, не останется и пепла. Радует уже то, что я принесу заговорщикам обнадёживающую новость. Император жив. Император ещё борется. А раз есть надежда его спасти, то и мы обязаны бороться.

Что? Чего это все аплодируют? Мелисса, занятая просмотром происходящего вместо меня через нашу связь, с готовностью подсказала, что меня оправдали и ждут от меня какой-то реакции. Ну, тоже неплохо. Я поклонился и лаконично высказался, что, дескать, рад, верил и благодарен. На этом суд закончился, а служка, исписавший десяток листов, вновь голосисто возопил.

После прибытия домой я вновь призвал Мелиссу, переложив на её плечи пересказ увиденного девочкам, сам же с отцом отправился в кабинет, куда почти сразу набились прочие заговорщики. За исключением матери: у неё и так из забот целых три девицы, способных выкинуть что или кого угодно.

– Ну? – Первым, как водится, не выдержал дядька, доставший было бутылку, но отставивший её в сторону под грозным взглядом отца.

– Император жив, и мы можем его спасти, – выдохнул я.

– Ай да Лёня, ай да… – Дядька своевременно заткнулся.

– Фёдор! – буквально прорычал отец.

– Молчок. – Дядька закрыл рот на замок и показательно выбросил ключ.

После этого я рассказал о своих