Он перехватывает мою руку с такой скоростью, что я только успеваю вздохнуть, и это прикосновение через ладонь прокатывается по всему моему телу, заставляя выгибаться и сильнее прижиматься к нему.

Его пальцы вплетаются в мои волосы, и с них текут золотые искры.

Одно касание губ выбивает воздух, как резкий удар в грудь, подол моего платья оказывается смят и задран, ткань волнами расплескивается вокруг нас, а пламя сменяет золотое сияние. Такой силы, что кажется, мы можем осветить всю Барельвицу, а может быть, всю Леграссию от Юнта на Севере до Гриза на Юге.

Эта мысль — последняя осознанная, дальше остаются только прикосновения. Горячие ладони на моих бедрах и сильный рывок, отдающийся внизу живота резкой отрезвляющей болью. Отрезвляющей на мгновение, которое тут же стирается под движением его пальцев по моей коже, под скольжением губ от виска к шее.

Когда он касается мочки уха, я вздрагиваю, а потом золотое свечение (или магия?) заполняет меня всю.

Боль уходит, оставляя лишь тонкое тянущее послевкусие, которое вплетается в мягкое, ни с чем не сравнимое ощущение, заставляющее меня всхлипывать и кусать губы.

Наши тела сплетены так плотно, что даже сквозь ткань я чувствую его всем своим существом, всей кожей.

От каждого движения с губ срываются вздохи.

Я цепляюсь руками за ковер, но пальцы срываются, и после этого я уже не сдерживаю стонов и криков. Они проходят сквозь меня вместе с безумным, изматывающим наслаждением, прокатываются от кончиков пальцев ног до макушки, замыкаясь на нем.

В его глазах, в которые я смотрю, когда низ живота сводит невыносимо сладкая яркая судорога, а мир над нами раскрывается золотом магии, которое я, кажется, даже выдыхаю с его долгим и в то же время таким коротким именем.

Его эхо: «Ра-а-а-а-айн» еще отдается во мне, как эта пульсация внутри, как прокатывающиеся по телу волны наслаждения, заставляющие меня содрогаться снова и снова.

Я чувствую еще один резкий удар и силу, с которой он врывается в меня, а после его рычание снова отдается во мне дрожью и совершенно новым, пугающим чувством.

Чувством, которое я боюсь обозначить словом, поэтому прикладываю палец к губам, когда Райн опускается рядом со мной на ковер.

Между ног сладко тянет, дыхание по-прежнему вырывается из груди чуточку рвано, но мне все равно. Я поворачиваюсь к нему, касаюсь подбородка, повторяя его линию самыми кончиками пальцев.

Шепчу еле слышно:

— Райн…

Мне кажется, я уже готова сказать то, что во мне рождается в эту минуту, когда он открывает глаза. Сияние в них померкло, он смотрит на меня так, будто не узнает, а потом произносит:

— Алисия?!

Это худшее, что можно сказать девушке после того, как…

К лицу прилила краска, и захотелось стукнуть его светлость Эдером. От души. Тем более что я, кажется, это могла. Вместо этого я попыталась вскочить, но мне не позволили: Райнхарт перехватил меня за руку.

— Что произошло?

Что я там говорила про худшее?!

— Знаешь, ты мог бы просто встать и уйти! — рявкнула я. — Это было бы гораздо порядочнее!

— Гораздо порядочнее чего? — прорычал Райнхарт в ответ.

— Гораздо порядочнее того, что ты сейчас делаешь!

— А что я сейчас делаю?

Ну все! Я оттолкнула его руку и вскочила, надо отдать должное его светлости, он шустро вскочил следом за мной. Правда, слегка запутался в штанах и чудом не рухнул на пол, после чего изумленно взглянул на свою… нижнюю часть туалета. Я туда принципиально не смотрела до того, как посмотрел он, но потом, разумеется, посмотрела и покраснела еще сильнее.

— Между нами что-то было?!

— Потрясающая догадливость!

— Сбавь тон, Алисия! Последнее, что я помню, — это то, как я сгорал в магии и собирался спалить комнату.

— Ну разумеется. — Вот теперь на глаза совершенно ни к чему навернулись слезы. — Это очень выгодно, вот так помнить, особенно если рядом с тобой простая цветочница с непонятно откуда взявшейся магией! О которой ты, к слову сказать, тактично забыл! У вас вообще крайне избирательная память, ваша светлость!

Райнхарт прищурился, и меня окатило жаром. На этот раз в его глаза на мгновение вернулось золото, пробуждая во мне воспоминания о том, как все начиналось. О том, как его губы скользили по моим, и…

— Ты слишком зациклена на себе, Алисия, — процедил он. — Ну а если говорить о цветочнице, то я собирался дать тебе титул графини. Чтобы ты могла остаться в столице и появляться при дворе.

Я глубоко вздохнула, потому что во мне кончились слова. Потом начались, но они не имели никакого отношения к графиням и прочим особам, достойным появляться при дворе. Я даже не была уверена, что они имеют отношение к цветочницам, потому что больше всего они напоминали стиль беседы портовых грузчиков с начальством, которое третий месяц не платит им жалованье.

— Так что надеюсь, наш разговор исчерпан, но если нет, мы продолжим его после того, как я вернусь. Завтра утром.

Его светлость потянулся к своим штанам, и вот тут я не выдержала.

— Засуньте себе свой титул в то место, которым думаете, ваша светлость! — рыкнула я. — И можете прямо сейчас объявлять о расторжении нашей помолвки и делать предложение Дине, потому что моя персона вам точно больше не светит! Ни коим образом!

Золото в глазах Райнхарта уже погасло, теперь они снова были привычно темными.

— Как я уже сказал, Алисия, разговор мы продолжим завтра. — Эрцгерцогский тон стал настолько сухим и официальным, что об него можно было порезаться. — И если пожелаешь, я лично посажу тебя на поезд до Гриза, где тебе самое место.

Он развернулся и вышел с такой скоростью, что я даже не успела в него ничем кинуть. Хотя кидать совершенно не хотелось, хотелось просто сползти на пол и реветь. Только сейчас я вспомнила про Эдера и оглянулась: огромный, каким он был при нашем первом знакомстве, лев сидел и смотрел на меня.

— Что уставился?! — рыкнула я. — Давай, проваливай за своим хозяином!

В Эдера я и запустила туфелькой, лев непонимающе взрыкнул и отпрыгнул в сторону, а я все-таки разревелась. От обиды, от того, что запустила обувью в ни в чем не повинного льва, от всего, что со мной вообще случилось в этой дурацкой Барельвице. Права была мама, когда говорила, что не надо мне сюда ехать!

Вдоволь наревевшись, я решила, что совершенно не хочу, чтобы меня куда-то провожало это особье королевское без малейшего чувства такта, после чего поняла, что из моих вещей у меня ровным счетом ничего не осталось. Кроме пьесы, разумеется.

И та в театре.

Стараниями его светлости, решившего меня облагодетельствовать, чтоб его несварение застигло по пути в Тайную канцелярию! Разумеется, в арэнэ лучше держать графиню, чью постановку обсуждает вся Барельвица, чем какую-то там Алисию Армсвилл из Гриза с совершенно непонятно откуда взявшейся магией.