проницательными глазами и с какой-то особенной одухотворенностью в лице. Он оказался Б.Н. Соловьевым, мужем старшей дочери Григория Распутина, который, как мне сказала Вырубова, много помогает их величествам, поддерживая связь между ними и ею. Он вскоре уехал в Тобольск с вещами для их величеств.

Через несколько дней после знакомства с Марковым-вторым Анна Вырубова сообщила мне, что в состоянии отправить трех человек, включая меня, о чем и просит сообщить Маркову, что я немедленно и сделал. Только через три дня я мог сообщить ей фамилии лиц, которых Марков-второй предполагает отправить вслед за мной.

Я был совсем готов к отъезду, но не имел только документа, который мне обещал выдать Марков. Дни проходили, а документа я все никак не мог получить.

Выручил меня слепой случай. Как раз в это время приехал в Петербург Н.Н. Родзевич из Одессы, заезжавший по дороге в Белецковку. Он рассказал мне, что крестьяне перерыли оба дома, думая, что я там скрываюсь, но, не найдя и следа моего, особых неприятностей обитателям его не причинили.

Узнав о моем затруднении в неимении для поездки в Тобольск соответствующих документов, он дал мне два бланка 449-го пехотного Харьковского полка. Оказывается, что Ю.А. Ден дала их ему в Белецковке на всякий случай на дорогу и таким образом, сама того не подозревая, помогла мне.

В тот же день я сидел на Невском, на нашей конспиративной квартире № 1, и печатал на машинке текст удостоверения. Дойдя до фамилии мифического солдата, отправляющегося в Ишим в распоряжение воинского начальника, я задумался над фамилией. Случайно посмотрев в окно, я увидел большую вывеску на углу Владимирской и Невского «Соловьев и С-ья» и почему-то пропечатал эту фамилию на удостоверении. Когда я с гордостью показал свои документы Анне Вырубовой, она пришла в ужас:

– Что вы делаете, Сережа, ведь Соловьев же зять Григория Ефимовича Распутина!

Я совершенно упустил это обстоятельство из виду, но делать было нечего, стереть фамилию было нельзя.

Перед отъездом я купил книги в подарок их величествам от себя: наследнику «Огнем и мечом» Сенкевича и «Отрок-Властелин» Жданова, великим княжнам несколько книг Лейкина и государыне три английских романа. От Вырубовой я получил свою книгу, которую давал ей для прочтения, «Земная жизнь Иисуса Христа», и на которой она сделала надпись «Анка». Книгу я предназначил для государыни. Кроме того, я получил от Вырубовой сверток вещей для ее величества, фотографию покойного ее отца, письма, как от нее, так и от Екатерины Викторовны Сухомлиновой и дочери генерала графа Фредерикса, Эммы Фредерикс, и срезанный гиацинт.

Вырубова поручила мне обратиться в Тобольск к настоятелю Благовещенской церкви отцу Алексею Васильеву и от него уже получить дальнейшие указания.

От Маркова-второго я получил инструкцию найти в Тобольске Седова и дать по приезде письменно информацию по условленному адресу, а также 240 рублей на дорогу.

Штабс-ротмистр Кавалергардского полка Гринвальд и сын члена Государственного совета Андреевского, С.В. Андреевский, которые должны были выехать через несколько дней после меня, также готовились к отъезду.

Наконец 1 марта сборы мои были кончены, и я со свертком в руках, состоявшим из книг, нескольких смен белья и 800 рублей в кармане, распрощавшись с Анной Вырубовой и Марковым-вторым, отправился на Николаевский вокзал. Хотя имевшихся денег могло хватить только в обрез, и в случае неожиданной задержки где-либо я рисковал не доехать до Тобольска, мне все было нипочем! Я был счастлив, что уезжаю в Тобольск, и твердая вера в милость Божию придавала мне силы и бодрость, и я был уверен, что доберусь до Тобольска.

Часть третья

Глава I

Николаевская площадь была освещена несколькими фонарями, тускло мерцавшими сквозь промозглую мглу, в этот вечер окутавшую город.

Я подходил к памятнику императору Александру III[52]. Грузный медный всадник по-прежнему стоял на своем месте, могучей рукой сдерживая шаг своего великана-коня.

Я невольно остановился перед ним. Памятник, еще недавно угнетавший меня своей непомерной громоздкостью и безвкусным исполнением, памятник, который все критиковали, считая его чуть ли не оскорблением памяти усопшего государя, в эти минуты произвел на меня совершенно иное впечатление. В этом колоссе я почувствовал не только силу и мощь царя, непоколебимо правившего своей Родиной, но и всю державную мощь Российской империи…

Мне показалось, что революция – это сон, что могучая Россия жива.

«Европа может подождать, когда русский император отдыхает…» – вспоминались мне слова покойного государя.

– Ванька! За мной! Товарищи, на военную! Куда прешь, стерва! А?

Из главного входа вокзала валила толпа распоясанных солдат с котомками, сундучками и просто узлами за плечами. Толпа дико орала, слышалась мерзейшая брань.

Нескольких женщин, спешивших на вокзал, сбили с ног. Одна с ребенком упала прямо в грязь и пронзительно кричала, ребенок плакал.

– Душегубы проклятые… Спасатели, граждане, прости Господи! – причитала баба.

– Молчи, ведьма, а то живо дух выпущу! – гаркнул ей пробегавший солдат с громадным вихром, выбивавшимся из заломленной фуражки с полуоторванным козырьком, и грубо пихнул бабу ногой.

Я стоял остолбенелый около памятника и с ужасом наблюдал эту картину.

Наконец из главного подъезда показалась небольшая группа штатских и солдат с красными повязками на рукавах, осаживавших наседавших товарищей.

– Товарищи, вали на военную… Оттеля поезд идет… Специально для вас, товарищи! – распоряжался мальчишка в солдатской шинели.

– Айда, товарищи, на военную! Крути, Гаврило!

– Начальнику станции штык в пузо, ежели поезда не даст, буржуи ездят, а мы на платформах подыхай! Мы страдали, а они что!

Толпа с бранью стала уходить на Лиговку. Мой поезд шел по расписанию в 10 часов 20 минут. Я еще раз взглянул на памятник.

Вот это бывшая Россия, а это настоящая…

Вокруг меня висела площадная брань. На военную платформу пускали по очереди. Толпа дико гоготала. Царила невероятная давка. Я приготовил свое удостоверение. Этому клочку бумаги, сфабрикованному мною на нашей конспиративной квартире на Невском, предстояло выдержать первое испытание. Мне сделалось немножко не по себе.

«Пройдет или не пройдет?» – мелькала мысль.

Наконец, под напором сзади стоящих товарищей, я очутился около заветных ворот. Какой-то косматый солдат выхватил у меня из рук бумажку.

– Проходи, товарищ! – услышал я его хриплый голос.

Слава Богу!

Я не заставил себя ждать и стал усиленно протискиваться вперед.

Впереди образовалась громадная очередь. Раздавались крики:

– Довольно нам воинских начальников! Попили нашей кровушки! Чаво смотреть! Напирай, товарищи! Вали на платформу!

Толпа давила плечом, но движения никакого не было. Наконец мы медленно поползли вперед.

Около платформы в деревянном бараке с надписью «Военный комиссар» снова отбирали