Он поднялся на ноги, отряхнул свою изодранную одежду, сунул руку в огонь и открыл дверь.

В проеме этой двери Редвальд увидел зал короля Титилы, освещенный огнем факелов. Уловил аромат жарящегося мяса. Его мать, жена короля, наливала вино мужчинам, сидевшим на королевской скамье. Там был и сам Редвальд, по правую руку от короля. По левую сидел его брат по щиту, Хрит, Эдла с дымящимся блюдом прошла и не совсем случайно коснулась его бедра. Праздновали двадцатый день рождения Редвальда, собрались его друзья, и все они веселились.

Тогда он считал их друзьями. Сейчас он с горечью смотрел на них.

– Входите, – позвал он юношей.

Люк расправил плечи и шагнул первым.

– Это реально? – спросил Люк, когда все трое оказались там и праздник кружился вокруг них, обдавая запахом пота, дыма и пролитого медового вина. – Мы попали в прошлое?

– Эта дверь открывается только в воспоминания. Есть двери, в которые вы входите телом и всем своим существом. Есть те, что ведут в ментальное пространство. Реально и нереально. Тогда и сейчас. Здесь и там. Все это кажущееся многообразие – едино в своем роде, если посмотреть правильно.

– Не только вы обладаете Даром. – Сильюн внимательно изучал сидящих на королевской скамье. – Еще ваша мать. И вон те трое мужчин. Старик и она. – Он показал на Эдлу.

Редвальд вынужден был отвести взгляд.

– Вы же знаете, как редок этот подарок, – ответил он. – И в ваше время среди такого многочисленного населения немногие им обладают. Подумайте, как мало нас, Searugléaw, было в этом маленьком королевстве, в этой части Британии пятнадцать веков назад. Вот мы все перед вами.

Они смотрели, как продолжалось празднование. Король Титила поднялся, велел подать ему кубок и начал речь, которая изменит все.

– Моя мать была баварской принцессой, вдовой, а я – ее единственным ребенком, – сказал Редвальд. – Королю Титиле потребовалась невеста Searugléaw, которая бы повысила его статус, а брату моей матери нужны были британские драгоценности. Итак, когда мне исполнилось два года, я был продан. Со временем у меня появилось три брата – вы их видите, они здесь, – но ни один из них не имел Дара. Я присматривал за ними, когда они росли, учил их всему, что знал сам, и любил их всем сердцем. В вотчине моего нового отца было две семьи, которые владели Даром, они служили ему советниками, вместе они принимали самые важные решения. Хорошие, мудрые мужи. Так я думал, по крайней мере. То, что сейчас говорит мой отец, я уверен, он говорит с их благословения. Это мой двадцатый день рождения, и он объявляет меня своим преемником, а Эдлу моей невестой.

– Я вижу их глаза, – сказал Люк и тихо со стоном выдохнул. – О боже!

Редвальд положил руку ему на плечо:

– У тебя больше жизненного опыта, чем было у меня тогда.

Они прошли через зал и оказались где-то под открытым небом, среди курганов, где воины и члены их семей покоились с миром. Ночь была морозная. Россыпь звезд на небе – белые крапинки на черном.

Редвальда убедили прийти и сделать подношение предкам, чтобы утвердить свой статус преемника.

Редвальд видел, как он там, в далеком прошлом, отбросил полы своего нового красивого платья и опустился на колени на покрытую инеем траву, его обступили кольцом. Это были самые близкие и родные ему люди: три его брата, наделенный Даром советник царя с сыновьями, Эдла и ее отец, его брат по щиту, Хрит. Редвальд вместе с Люком и Сильюном наблюдал, как он там пригубил чашу, а затем вылил остатки вина в землю, чтобы почтить героев этой земли.

И в этот момент старший из его братьев схватил его за волосы, а средний перерезал ему горло.

Рука брата дрожала. Он был самым умным из троих, но ему только исполнилось пятнадцать. Редвальд часто задавался вопросом, ему ли в голову пришла мысль об убийстве, он ли желал получить престол отца. И Эдлу в придачу. Все они хотели взять Эдлу в жены, хотя никто из них не любил ее так, как Редвальд.

Впервые он смотрел на свое собственное убийство. Он даже вспоминать о нем не любил, каждый раз это было как острый нож в сердце – его убили, точно борова, полоснув по горлу ножом.

Редвальд посмотрел в лица своих спутников: у Люка на лице застыло изумление, Сильюн насторожился.

Рука брата дрогнула, поэтому рана не была смертельной, могучие рефлексы Одаренного встали на его защиту. Редвальд видел, как он вырывается из рук брата, видел, как мгновенно сошлись кровавые края раны. Эдла отступила, в ужасе она глядела, как он царапает землю руками, ища у нее поддержки.

– Хрит!

Он позвал своего брата по щиту, и тот, растолкав всех, подошел к нему. Редвальд посмотрел в лицо тому, кому доверял больше остальных, и потому никак не ожидал, что его клинок вонзится ему в бок.

И снова у Люка вырвался стон, а Сильюн стоял бледный, будто призрак. Они не хотели смотреть, как удар за ударом, меч за мечом обрушивались на лежащего на стылой земле Редвальда. Каждый этот удар его Дар мог отклонить, в очереди оставались еще трое.

Его новое платье уже было разорвано и окрасилось в алый цвет, Редвальда перевернули на спину, как зарубленную свинью. Он не мог двигаться, не мог говорить, не мог дышать. Он мог только смотреть глазами, залитыми кровью. Он получил слишком серьезные раны, чтобы его Дар мог их исцелить.

И снова его окружили, Эдла присела рядом с ним. Редвальд вспомнил, как грустно было ему оттого, что он не в силах говорить, и не мог сказать ей, как сильно он ее любит, и что он сожалеет, что теперь она будет принадлежать одному из этих мясников.

Эдла вытащила шпильку, и волосы рассыпались по плечам. Эти каштановые волны, которые он любил накручивать на палец, мягко касались его щеки, как прощальный поцелуй.

– Грязный чужеземец! Ты никогда не будешь владеть мною, – прошептала она.

И ткнула шпилькой ему в глаз.

Люк в шоке отпрянул.

– Зачем он нам это показывает? – услышал Редвальд его шепот, в ответ Сильюн лишь покачал головой.

Когда шпилька вошла Редвальду в мозг, он умер.

Его тело лежало на мерзлой земле, сердце перестало биться и качать кровь, и она текла медленными струйками. Убийцы стояли рядом, они желали убедиться, что он действительно умер.

Когда сомнений не осталось, хищная стая вернулась в зал. Они даже не позаботились о том, чтобы скрыть его тело. Они хотели, чтобы все увидели его труп, как предупреждение и свидетельство политической воли.

Первой с криком упала Эдла.

– Смотрите, – обратился Редвальд к юношам.

Яркие нити Дара вырвались изо рта Эдлы и устремились к остывающему телу, золотым сиянием разлились по нему. Зияющие раны жадно выпили его.

Один из сыновей советника подбежал к Эдле. Редвальд даже сейчас не понимал, как он этого не видел. Но когда молодой человек наклонился, чтобы помочь ей подняться, его Дар вырвался из его груди и обвился вокруг истончавшихся и рвущихся нитей Дара его возлюбленной.