этими брюзгливыми стариками и стервозными бабками и ловить сочувствующие взгляды. У всех жизнь как жизнь… а у меня болячки и муж.

Алексея неприятно кольнуло то, что его поставили в один ряд с болезнями.

— А рисование? — спросил он. — Тебе же так нравилось им заниматься, но ты и его бросила.

— Я бы все равно никогда бы не достигла в нем никаких высот.

— Ну и что?! Тебе же это нравилось, ты так улыбалась, когда покупала новые кисти, — он помнил эту улыбку и восторженные рассуждения вслух о достоинствах каждой выбранной кисти. И пусть каждая из них стоила половины его дня работы курьером.

Недовольное хмыканье было ему ответом. А на языке еще так много вертелось. Так и хотелось спросить, неужели для нее были ерундой вечерние прогулки, поездки вместе на природу, просмотр фильмов с пиццей, которую она так долго и тщательно выбирала… так много всего, прожитого вместе за столь короткий срок.

— Лиза… тебя съело твое собственное горе, — Алексей покачал головой. Собственные слова уже не ранили. Он просто констатировал факт.

Девушка фыркнула.

— А ты убил собственную мать, — в ее голосе прорезались холодные интонации Сердечницы.

— Ради тебя!

— А я разве не была твоим горем? — Сердечница отчего-то вдруг премерзко улыбнулась. — Сколько ты сил вложил в меня, в наши отношения, а в итоге совершил преступление и все попусту? Разве я не твое горе, которое, как выражаешься, тебя же и съело?

Это уже была не его жена. Лизу изменил не только Лес, но изменилась и она сама. Как будто вся ее суть вывернулась наизнанку.

— Не говори такие вещи, — Алексей склонил голову. — Мы же хорошо начали, а ты снова…

— Снова что? — она вскинула подбородок.

Он больше не хотел смотреть на Сердечницу. Он окинул взглядом Безлесье.

— Где Лесоцарь? — спросил Заячья Маска.

— Он отправился к лесным жителям, — ответила она. — После уничтожения Нутра в их головах начался полнейший хаос, сам понимаешь. Да еще и тебя нет, чтобы помочь и загнать всех по домам. Вот и начали птички начали разлетаться из клеток.

— А почему он тебя не отправил?

— А мне не достанет сил, я ведь всегда была просто наблюдателем, но не воином. Да и к тому же у меня уже есть миссия — стеречь тебя. Ты можешь наделать в Лесу еще больше проблем, если вдруг выберешься наружу.

— Я в любом случае доставлю проблем. Не лучше ли сначала разобраться со мной?

Вот оно! Других идей нет. Лучше сразу пойти в лоб, чтобы помочь ребятам покинуть Лес навсегда. Еще одна схватка. Последняя, решающая.

— В самом деле, — с неожиданным воодушевлением произнес Алексей, уцепившись за эту глупую и безрассудную идею. — Нам с Владыкой давно пора решить этот вопрос. Сразимся с ним еще раз и все кончится. Для меня или для него.

Сердечница посмотрела на него с подозрением.

— Что ты задумал?

— Ничего. Только завершить начатое.

— Думаешь, у него сейчас есть время на тебя?

— Я могу доставить много проблем, — с нажимом повторил Заячья Маска. — Если он избавится от меня, то сможет спокойно и дальше разгонять лесных жителей по домам. И чужаки от него уже никуда не денутся.

Какое-то время Сердечница колебалась. Затем все же решилась, отступила на шаг назад и спросила:

— Ты точно уверен?

— Передай ему мои слова. Чтобы только мы вдвоем решили этот конфликт.

Сердечница еще раз оглядела его с подозрением, однако медленно развернулась и пошла прочь. Она несколько раз обернулась на него через плечо, будто боясь какого-то необычного выпада со стороны Алексея. Он же постоял какое-то время на месте, а затем и вовсе сел обратно на мягкую траву и прикрыл глаза, точно заснул.

Стоило лишь Сердечнице исчезнуть во тьме где-то на периферии этого темного подлунного мира, как Заячья Маска распахнул глаза и вскочил на ноги.

Если у него еще осталась хоть какая-то сила, то нужно успеть сделать одну вещь, что сможет спасти этих двух подростков, с которых все началось.

Глава одиннадцатая

Те, кто мы есть

Они роптали, возмущались. Лесные жители считали это место своим родным домом, надежной крепостью, что скрывала их от всех забот мира. Но все рухнуло в один момент, когда тот мягкий голос, что всегда так убаюкивал и говорил столько приятных вещей, замолчал. И все иллюзии рухнули, и окружающий мир оказался темной, пугающей дырой.

Лесные жители повысыпали из своих домов, в которые вернулись после уничтожения Изгоев, неловко заоглядывались по сторонам, а когда не узнали ничего из того, что их всегда так рутинно окружало, побрели в любую сторону наугад. Тропа исчезла, и многие то и дело застревали в густых кустах, спотыкались об гниющий валежник, падали в грязь. То и дело на пути встречались такие же потерянные лица с пустыми глазами. Все молчали.

Постепенно лесные жители собрались в большую группу в поисках поддержки, уверенности. Но никто не мог ее дать, пока не появилась огромная паучиха. Она всегда была странной. Ходила в своем истинном обличии и не скрывала его.

— Ну и что вы расселись?! — воскликнула Ткачиха, разглядывая их злыми глазами. — Розовый домик треснул? Страх, трагедия?!

Несколько пар пустых глаз обратились к ней. Лесные жители неуклюже расселись на жухлой траве, понурив плечи.

— Я вспомнила свою дочку, — всхлипнула Курильщица, — у нее были такие милые платьица. А какие прически в садик я ей делала…

— А мой сын хотел вертолет с радиоуправлением на день рождения, — сказал Горелый. — Я даже начал откладывать деньги на него, ходил по магазинам, выбирал, читал отзывы в Интернете…

— Столько лет не была на своей дачке, — выдохнул женский голос из задних рядов.

И тут словно плотину прорвало. Со стороны лесных жителей посыпалась целая куча жалоб, стенаний и воспоминаний о той, прежней жизни. Как-то неожиданно они осознали, что ссоры с соседями, нехватка денег, потеря работы — это не такие уж и большие проблемы. Не стоило ради них покидать жизнь.

— Эй, ребята, — послышался голос Слепца, грубый и совершенно не детский. — Так хочется домой, да?

— Да… — прокатилась волна опечаленных голосов.

— Мы уже не можем вернуться, — слово снова взяла Ткачиха. — Однако мы можем помочь этим ребятам, что освободили нас из-под гнета Нутро.

— А зачем? — спросил кто-то. — Мы-то домой уже не вернемся. Так пускай остаются с нами.

— Да, точно! Тем более именно из-за них мы сейчас и понятия не имеем, что делать дальше. А так бы жили да жили дальше.

— Плохой обман лучше горькой правды жизни! — не слишком уверенно воскликнул кто-то