и не могла видеть, да спросила, стараясь не допускать в голос жалости: – Могу ли я в благодарность что-нибудь сделать для тебя?

– Ничего мне не надо, – старуха мотнула головой. – Ступай уже. Иди. Иди, кому говорю.

– Прощай, Чернава…

Поклонившись, Марья пошла прочь с тупою болью в сердце, зная, что они никогда боле не увидятся. А вечером того же дня Чернава тихо умерла. И в миг тот у сестры ее, наследной царевны хрустального трона, где-то далеко в пути кольнуло внезапной тоскою сердце.

* * *

– И все одно, никак я поверить не могу, что мы к богатырю настоящему путь держим.

Когда ранним утром третьего дня пути из безымянной деревеньки Чернавы вдали показалось Малое Переполье, Иван в который раз уж завел свой излюбленный теперь разговор.

– И уж тем паче, что он в захолустье таком обретается.

– А что такого-то? Деревня как деревня. У вас, людей, таких немало. И все на одно лицо. Чем тебе эта не угодила? – Водяной с интересом поглядел на царевича.

– Дивлюсь я с тебя, царь болотный, ты, быть может, часом, вообще о богатырях не ведаешь? О подвигах, что они совершали? Илья Муромец, Добрыня Никитич, Алеша Попович да Никита Кожемяка. Тебе имена эти говорят о чем-нибудь?

– Ну, может, и говорят, – царь вод равнодушно пожал плечами. – Село-то здесь при чем?

– Ай, вот привязался к селу своему, точно пиявка! Я ж тебе о людях глаголю. О тех, про кого нынче лишь сказания одни ходят! Богатыри – это ведь тебе не воеводы какие аль витязи славные! Они ого-го чего могли! И ударом одним семерых, и деревья с корнем рвать, а уж коль супротив нечисти аль нелюди какой выходили, так только берегись! Ты пойми, это ж воины величайшие, коих не одолеть было. Говаривают, они от самого Святогора силушку берут, а тот, почитай, ровней был и Володыке морскому, и Ветру Вольному, и Матушке-Земле с Пращурами прочими. Вот и не понимаю я, ежели Микула Селянович жив-здоров да в силе полной, отчего он не в ратном деле, а в селе каком-то захудалом мается? Ведь, ежели сказаниям верить, он тот, кто в одиночку три дня и три ночи орды Вольхи сдерживал, покуда рати остальные не подоспели. А уж ежели он и впрямь Баюна изловил, так вообще…

Иван качнул головой, посчитав, что сказал достаточно.

– Ну, положим, насчет того, что одолеть богатырей нельзя, ты малость хватил, Иван, – Марья задумчиво качнула головой. – Своими глазами видела я, как пал один из них в сражении с ратями Кощеевыми. Гаврилой его кликали. Да и не он один в те времена страшные голову сложил за правое дело. Так что, коль и впрямь уцелел Микула в те дни далекие, так, думаю, ратного дела он уж сполна хлебнул. Наелся им досыта, вот и нашел здесь свое пристанище. В тиши да покое.

– Но разве так можно? Коль силою такой наделен, разве не надобно ее на дело доброе пускать, а не от мира целого прятать?

– Ну, богатыри, как ни крути, те же люди. А люди, как и нелюди, впрочем, все разные. И не у всех духу хватает до дня своего последнего из руки меча не выпускать.

– Считаешь, попросту устал он?

Иван с недоверием поглядел на Марью.

– А вот сейчас ты его сам и спросишь, – Водяной кивнул вперед.

Они как раз подъезжали к пахотному полю близ села, в надежде в сей ранний час застать кого-нибудь из местных на поле да расспросить о богатыре. Но того делать не понадобилось.

Микулу Марья узнала сразу. Его просто невозможно было ни с кем перепутать. Богатырь возвышался над черным, взлохмаченным полем точно сосна, словно гора аль солнце. Могучий, высокий, крепкий, аки дуб, он мерно и безо всякого усилия пахал плугом поле, пока два быка, от ярма освобожденные, мирно паслись в сторонке. Завидев приближающихся к нему путников, богатырь оставил пашню, глотнул из кувшина, что стоял у ног, холодного квасу и, утерев лоб тыльной стороной ладони, прикрыл глаза от солнца.

– Здравствуй, Микула Селянович, богатырь славный.

Подъехав к нему, Марья спешилась.

– Ну, здравствуй, коль не шутишь… – Микула неодобрительно прищурился, – морская царевна. Чего надобно?

– А ты не слишком-то приветлив, – царь вод хмыкнул.

– А с чего бы мне с тобой приветливым быть, Водяной? Я вот вас не звал.

– И все же я здесь. И пришла получить долг.

– Долг? Хэх… – протянул Микула, качнув головой. – Не припомню, чтоб я тебе чего-то должен был. Уходи. Поле само себя не распашет.

Отвернувшись, точно забыв о них, он взялся за плуг.

«Да, так просто его не возьмешь», – Марья задумчиво поглядела на широкую, точно дорога, спину богатыря.

– Чернава мертва.

Микула, остановив плуг, распрямился и вздохнул. Глубоко, ровно, спокойно, будто у него с плеч груз непомерный свалился.

– Это хорошо. Давно она эту землю топтала. Даже слишком.

– Знать, не шибко ты ее любил, раз смерти рад, – царь вод хмыкнул, но Иван покачал головой:

– Не смерти он радуется, избавлению ее. Верно говорю? – он пытливо взглянул на богатыря.

– А ты мне под кожу не лезь, молодец, – Микула нахмурился. – Да и вообще, сказал же – уходите. А не то, стало быть, я вас сам уйду…

– Прости, но нет, – Марья, удержав за руку уже шагнувшего было вперед Водяного, протянула богатырю раскрытую ладонь, на которой покоилось кольцо Чернавы.

– И чего? Я ей слово давал, не тебе. Так что хватит мне побрякушками тыкать. Уходите, говорю. Пока чего не вышло.

Микула вновь вернулся к работе, легко вонзая лемех[26] глубоко в землю. Но Марья не собиралась никуда уходить.

– То была ее последняя воля, – она положила руку на плуг, остановив пахоту. – А значит, ты теперь мой должник, богатырь. И я желаю свое забрать немедля.

– Немедля? – Микула недобро хохотнул. – Ну и чего же ты хочешь, царевна?

– Хочу, чтобы ты помог мне одолеть Лихо.

– Ли-и-ихо… Хм. Высоко замахнулась. И почто оно тебе?

Богатырь, заставляя Марью отпрянуть, потянул плуг из земли и, удерживая одной рукой, с силою потряс. На поле с мягким шелестом посыпались комья сырой земли.

– Хочу за Калинов мост перебраться. А без тебя с Лихом не сладить.

– А со мною, значит, сладить?

– Ты мне скажи. Не сказки ль то, что такие, как ты, Правью самой отмеченные, от Святогора-богатыря первого силу обретающие, для того на свет рождаетесь, дабы со злом бороться да его побеждать?

– Конечно, сказки, а то что ж еще, коль звучат сказочно? Люди сперва наболтают невесть чего, а потом сами в то же и верят.

Микула закинул плуг на плечо, взял быков под уздцы, а затем повернулся к незваным гостям спиной и побрел прочь. Так, точно они и не держали только что разговор с ним.

– Ну так что, богатырь, ты подсобишь мне?

Царевна, не став идти следом, окликнула