тормозили. Слишком оглушило меня известием об отчислении. И ведь не оспорить мне его. Кто я, а кто Алекс… А теперь… Если дойдет до ментального воздействия, мне точно конец. Нужно оставаться в сознании, тогда будет хоть какой-то шанс сбежать.

Я поднялась в спальню. На автомате собирала свои вещи, хватаясь то за одно, то за другое. Уже почти сложила все в дорожную сумку, когда в спальню вбежала Дарла.

— А чего это у нас красавчик граф с утра пораньше да еще и хмурый такой? — весело прощебетала она и замерла: — Кира, с тобой что?..

— Мне придется уехать, — даже сама поразилась спокойствию в своем голосе. — Алекс добился моего отчисления. И если я сейчас не поеду по доброй воли, он просто превратит меня в послушную куклу.

— Но погоди, как же…

— Дарла, вам нельзя вмешиваться, — отрезала я. — Никто из нас не сможет тягаться с Алексом напрямую. Вы и мне не поможете, и сами окажетесь на улице. И то хорошо, если не с основательно подправленным сознанием. Да и еще, обязательно передай Рефу эту книгу, — я передала ей фолиант. — Это крайне важно. Очень тебя прошу, не забудь.

Обомлевшая Дарла лишь кивнула. Я порывисто ее обняла и, прихватив дорожную сумку, вышла из комнаты.

На полпути к лестнице я резко остановилась. Дрожащей рукой коснулась стены. Осталась ведь еще одна точка силы… Ничего, я что-нибудь придумаю. Я обязательно выберусь. Словно в согласии с этими мыслями мою ладонь обволокло теплом.

А на улице меня ждал невозмутимый Алекс. Взял мою сумку, приглашающе распахнул дверцу кареты. По-прежнему поражаясь своему тотальному спокойствию, я забралась на сидение. Слабость по-прежнему валила с ног, но я все равно держалась. С этого момента любая слабость стала для меня непозволительной роскошью.

Глава двадцать первая

Иногда очень сложно бывает признать один факт. Слишком часто мы сами приводим себя в тупик. Да, есть внешние обстоятельства, которые от нас не зависят. Но не всегда можно полностью переложить вину на них.

И ведь как все незаметно получается… Щепотка трусости, немножко слабости, горстка лжи, а потом еще одна, еще и еще — и в итоге накапливается целая лавина! Которая безжалостно и сметает в пропасть… В пропасть, из которой тебя не вытащат ни трусость, ни жалость, ни ложь…

— Кирочка, ты меня слушаешь? — отвлекла меня от размышлений Анна Викторовна.

— Да-да, конечно, — я вежливо улыбнулась.

— Так вот, — с вдохновением продолжила графиня, — кружева сейчас на самом пике моды. Нужно не только это учесть, но и…

Ее слова доносились совсем незначащим фоном. Отставив чашку уже остывшего чая, я перевела взгляд на окно гостиной. Портьеры были задвинуты, чтобы солнце не светило в глаза. Для полноты картины не хватало только решетки повесить и колючей проволокой обмотать.

Хотя вроде как теоретически я пленницей не была. Мое перемещение не ограничивалось. Вот хоть сейчас я могла встать и покинуть особняк. Да только Алекс высказался весьма определенно:

— Слушай и запоминай очень внимательно. Повторять я не буду. Если ты попытаешься сбежать от меня, я все равно тебя верну. Ты даже не представляешь, какими возможностями я обладаю. И уж поверь, Кира, когда я тебя найду, ты очень пожалеешь о своем побеге.

Прозвучало жутко и весьма многообещающе. Но я не испугалась. Алекс уничтожил мой единственный шанс на нормальную жизнь в этом мире, но мне еще было за что бороться. За саму себя. Ведь проиграв в этой битве, я бы потеряла сразу все.

С Алексом я не ругалась. Не спорила, не перечила ему, не закатывала истерик. Вежливо улыбалась, стандартно отвечала на не менее стандартные вопросы. А его это бесило! Еще как бесило! Взгляд темнел, на скулах играли желваки. Казалось, вот-вот и он сорвется… Но нет, держал себя в руках. Только надолго ли? Благо, он пока сохранял дистанцию, вообще ко мне не прикасался. Но я прекрасно понимала, что это лишь временно.

Забавно, но я и Алекса стала понимать. В том смысле, чего именно он хочет. Сейчас он жаждал развести меня на эмоции. На открытое столкновение, а не на вот такой вот дипломатический обмен фальшивыми улыбками. Алекс очень хотел, чтобы я сорвалась. Плакала и проклинала его. А он бы в итоге это переборол и утешил бы меня в своих объятиях. Якобы в очередной раз доказывая, какой он любящий и заботливый. И, главное, что я без него не могу. А я панически боялась такого исхода.

Да, теперь я ненавидела Алекса. Но уничтожила ли ненависть остатки других чувств к нему? Ответа на этот вопрос я не знала. А он будто бы знал. Потому и хотел моего срыва, чтобы все скрытое стало явным. Но пока все же не провоцировал.

И так я жила в особняке уже неделю. Днем Алекс отсутствовал. Возвращался к вечеру, но после ужина я сразу же уходила к себе в комнату. А еще, я почти не спала. Мне все чудилось, что дверь в спальню вот-вот откроется, и войдет он. Я несколько раз просыпалась за ночь от каждого шороха, каждого дуновения ветра за окном. Но Алекс не приходил. Видимо, не считал нужным спешить, все равно до дня свадьбы осталось всего ничего.

Подготовкой церемонии занималась Анна Викторовна. С ярым энтузиазмом она таскала меня то по торговым лавкам, то на примерки, то выбирать место для церемонии. В особняк каждый день наведывались разные люди. С ними графиня обсуждала все подряд: меню, оформление, даже написание пригласительных. Казалось, что свадьбу готовит целая армия нанятого народа. Анна Викторовна от всей праздничной суеты приходила в искренний восторг. И при этом она совершенно не замечала моего подавленного состояния.

Еще в первый день моего пребывания здесь, когда графиня обрадовалась такому известию, я попыталась все же с ней поговорить начистоту. Благо, начала издалека:

— Анна Викторовна, можно я вам кое в чем признаюсь? На самом деле я не уверена, что хочу выйти замуж.

— Как это? Кирочка, ну что ты! — переполошилась она. — Не волнуйся, это вполне нормальное явление. Все невесты сомневаются перед своей свадьбой.

— Понимаете, дело не в волнении, — я решила пойти ва-банк. — Я и вправду против свадьбы. Этого хочет только Алекс. Мне кажется, что у него тоже проявляется одержимость, как вы и рассказывали.

Анна Викторовна на несколько мгновений замерла. Просто смотрела на меня, даже не моргая. Я не сомневалась, что она поймет, поможет мне избавиться от навязанной участи. Ведь кому, как не ей меня понять! Но…

— Кирочка, — она