или об учителях упоминается из благодарности, так сказать, по обычаю, другой вопрос. Мы его затрагивали раньше, в главах о Брентано и Штумпфе, а отчасти будем рассматривать далее. Но быть может, Гуссерля в последних двух случаях, как и в работах ряда других избираемых им авторов, привлекает как раз то, в чем они – скорее психологи, чем философы? Разберемся в проблеме основательнее.

Прежде всего Гуссерль в данной главе совсем кратко говорит о своей поддержке направленного против схоластиков тезиса Лейбница о том, что при образовании понятий (здесь – математических, и прежде всего понятия числа) речь идет о таком абстрагировании от конкретных и общих содержаний самых разных предметов, когда становится безразличным, реальный ли это, физический предмет или идеальный. Гуссерль цитирует Лейбница: «Схоластики ложно полагают, что число возникает из простого разделения континуума и не может быть применено к нетелесному». Но ведь число, по Лейбницу, само есть «нетелесная» фигура, и возникает оно из объединения каких-либо вещей (Dinge, entium), например, бога, ангела, человека, движения, которые, сосчитанные вместе, составляют четыре [ «предмета»]. При этом число (у Лейбница) обозначается словом «universalissimum», что означает: самое универсальное.[171] Подобное определение есть, напоминает Гуссерль, и у Локка, который называет число наиболее общей из наших идей, «применимой к людям, ангелам, действиям, мыслям, т. е. ко всякой вещи, которая имеется или может быть помыслена».[172] Присоединяясь к этому пониманию числа, по существу своему философскому, Гуссерль попутно опровергает «очевидно ложное» мнение Дж. Ст. Милля, который акцентирует именно физические различия при употреблении понятия числа (так, по Миллю, две лошади физически отличаются от трех лошадей, как и два яблока от трех яблок). Опровержение у Гуссерля простое: пусть это так, но два суждения отличаются от трех суждений не физически; а ведь их можно считать с таким же успехом, что и яблоки или лошадей.

Итак, применительно к сути проблемы имеется момент, который надо акцентировать с самого начала. Не только Гуссерль, но и философы XVII века, на которых он здесь опирается, уже работают с понятиями числа, относимыми ко всем без исключения «предметностям», а не только к материально-пространственным вещам. Впрочем, это имеет место уже у Декарта или Паскаля, которые выдвинули идею исчисления высказываний, суждений и т. п., т. е. идеальных содержаний, целостностей. Значит, дальнейший анализ чисел как “всеобщих” математических понятий ведется при отвлечении от более ранних исторических стадий их понимания и применения (эти пройденные стадии бегло упоминаются со ссылкой на схоластиков, да ещё и на Дж. Ст. Милля, как видно, задержавшегося в прошлом со своими ещё натуралистическими толкованиями). Аналогичным образом совершается почти полное отвлечение от самого раннего опыта каждого индивида (например, от тех этапов, на которых ребенок ещё не умеет при счете отвлечься от помощи пальцев или каких-то других предметов).

Если Гуссерля и интересует проблема происхождения (Ursprung), генезиса понятий, то она имеет иную природу. Какую же?

Проблема Гуссерля: как движется, работает сознание, когда люди приходят ко всеобщим понятиям множества или натурального числа? Вопрос, отметим, и ставится, и обсуждается в отвлечении от всех других Ur-sprung-аспектов – от социально-исторического, от связанного со становлением индивидов до того момента, когда они постепенно осваивают счетные операции и т. д.

В ответе на вопрос, вернее, на целую совокупность вопросов, Гуссерль ведет дело к тому, что в случае обсуждаемой проблематики числа и множественности главным действием, и именно действием сознания, к которому следует возвести данные понятия, является объединение (Verbindung) отдельных содержаний сознания в нечто единое, а затем, что очень важно, и рефлексия на него. «И здесь поступают так, как и в случае многих других классов отношений: при очень большом разнообразии соотносимых содержаний в случае соединяемых отношений все же существует однородность (Gleichartigkeit). Имеются уподобления, восхождения, преемственные объединения совершенно гетерогенных областей; их можно устанавливать как между чувственными содержаниями, так и между психическими актами» (1837–39–191–4).

Для пояснения того, как протекает процесс абстрагирования в случае возникновения количественных понятий, Гуссерль приводит отдельные примеры. Например, мы обращаем внимание на связанность точек одной линии, на моменты в длительности времени, на нюансы какого-либо цвета, на качества отдельных звуков в какой-то мелодии. Что здесь, по мнению автора ФА, происходит? Ответ Гуссерля: «Мы приходим к понятию континуального объединения» (1918), причем тогда и именно тогда, когда в конкретных случаях замечаем: с одной стороны, скажем, имеются, точки или протяженные части, а с другой, их специфические объединения. И какими бы различными ни были объединяемые содержания (места́, времена, краски, звуки), «в результате рефлексии, направленной на характерное объединение содержаний, возникает понятие континуума как целого, части которого объединены именно способом континуального соединения» (1927–30). Эти рассуждения нужны Гуссерлю не только в общей, уже обсужденной связи, но и для того, чтобы перейти к проблеме интересующих его числовых единств, совокупностей (Inbegriff).

«Мы вообще можем в совершенно всеобщем смысле сказать: там, где перед нами особый класс целого, понятие его может возникнуть только благодаря рефлексии на подробно охарактеризованный, однородный для всех целостностей этого класса способ соединения частей» (203–7). Так и в случае интересующих Гуссерля численных единств, совокупностей (Inbegriffe), представления о последних должны содержать в себе представления об отдельных «предметностях» в качестве частичных представлений (Teilvorstellungen). Правда, иногда такие связывания носят поверхностный характер, так что говорить именно о единстве, объединении было бы делом чрезвычайно смелым. Но даже и в этих случаях какое-то объединение имеет место, и даже оно должно быть как-то замечено, чтобы вообще возникла мысль о совокупности.

Гуссерля же ближайшим образом интересует особый вид объединения, который назван им коллективным объединением (kollektive Verbindung). Терминологически тут важно сразу отставить в сторону ассоциацию с социальными коллективами, сообществами. Ибо имеется в виду объединение (в сознании) любых содержаний.

Примечательно, что в конце I главы Гуссерль обобщенно обозначает область и специфику своего исследования в первой части ФА именно через понятие «феномена», как будто характерное для его более поздней философии: «Сначала должно быть отмечено, что мы нацелены не на дефиницию понятия множественности, а на психологическую характеристику того феномена, на котором основывается абстракция этого понятия» (2038–40–211–3). Приветствуется все, что служит данной цели. При этом особый интерес, снова подчеркивает автор ФА, прикован к специфическому характеру объединения представлений, который у Гуссерля назван коллективистским. (Разумеется, социальные толкования слова тут тоже неуместны.) В дальнейшем можно будет яснее понять, что это означает. Но в принципе имеется в виду не стихийное, простое, мимолетное, случайное, а сознательное, сложное, долговременное, прочное, необходимое объединение представлений в поистине нерасторжимое единство, ибо без этого нельзя понять происхождение всеобщих