«Она говорит о позитивных и отрицательных, рациональных и иррациональных, действительных и воображаемых числах… идеальных числах и т. д.» (1129–31). Что касается вопроса, который только что обсуждался, Гуссерль опять-таки высказывает твердое убеждение: и здесь выражения, фиксирующие эти числа, всегда включают натуральные числа 1, 2, 3… в качестве составных частей, так что Anzahl продолжает играть кардинальную, исходную роль. (Для краткости и однозначности впоследствии беру это понятие в немецком написании.)

Но вообще-то здесь уже затрагивается (хотя пока не обсуждается) проблема, принципиально важная для всего историко-научного, историко-философского контекста, в котором возникала ФА.

Проблема же состояла в том, что во всех продвинутых науках того времени накопились огромные массивы знаний, как относящиеся к связи понятий науки и «практической жизни» (десятилетиями позже Гуссерль введет характерное понятие Lebenswelt, жизненного мира), так и уже отдаленные от этой связи, выражающие внутренние потребности самих наук. Перечисляемые автором ФА сложные, производные понятия числового ряда родились как раз из второй потребности. И вопрос о том, можно ли и нужно ли такие вторичные «ряды» возводить к первым, да и вообще учитывать в фундаментальной понятийной структуре соответствующих наук, оказывался весьма непростым и порождал уже довольно многочисленные споры и размежевания, которым скоро предстояло перерасти в своего рода «кризис оснований», маркировавший трудный переход научного познания от классических к неклассическим наукам, более того – от «классической» культуры нового времени к тому, что отвечало идеям всякой последующей «современности».

Вопросом о новых «рядах» числовых понятий Гуссерль более основательно займется в материалах ко II тому ФА (и я планирую обратиться к ним в соответствующих главах второй книги). В конце Введения Гуссерль с полным на то основанием протягивает нить от арифметики к философии как таковой, в частности, к теории познания. «Взаимосвязанные понятия единства, множественности и (натурального) числа являются фундаментальными понятиями человеческого познания и как таковые претендуют на особый интерес со стороны философии, тем более что существуют громадные трудности, которые осложняли их понимание, давали повод для возникновения ошибок и тонких споров» (139–14 – курсив мой. – Н. М.). Гуссерль отмечает, что целый ряд таких трудностей внутренне связан с определенной спецификой психологической конституции названных понятий, почему в прояснении этих проблем есть особый интерес и для психологии. Введение завершается предложением, в котором ясно, недвусмысленно объединяются философско-арифметический, психологический и логический интересы и подходы: «В качестве задачи последующего анализа я обозначаю [следующую цель]: удовлетворить не только упомянутые арифметические, но прежде всего эти логические и психологические интересы» (1318–20).

На пути подобного задуманного синтеза было вполне естественно начать со специальной отработки какого-либо одного аспекта и материала. Что им стали если не прямо и единственно психологический аспект и материал, но также проблематика, тесно связанная с тогдашней психологией – хотя, как будет показано, даже и здесь не только с ней, – объяснялось некоторыми специальными предпосылками. Они имели и общетеоретический характер, и конкретное историческое происхождение, находя объяснение в особенностях творческого пути молодого Гуссерля. Кратко обозначу эти предпосылки и объяснения.

1. Гуссерля, что отчетливо видно из последующего изложения и что запечатлелось ранее в габилитационной работе «О понятии числа» (теперь, как сказано, она буквально повторяется в первых главах ФА), интересует проблема происхождения (Ursgrung) понятий числа и других понятий числового ряда. А поиски их происхождения – без особых объяснений, почти аксиоматически – увязываются прежде всего и по преимуществу с переходом от «пребывания» в сфере готовых понятий и операций с ними (значит, внутри математики, в частности, арифметики и их логики) в сферу сознания и его операций. Откуда проистекает простота, чуть ли не аксиоматичность в определении и понимании именно такого перехода в случае интереса к происхождению понятий? Почему, например, математику или логику куда реже приходила (если вообще приходила) в голову мысль о социально-историческом генезисе соответствующих понятий? Общий (пока без расшифровки) ответ на эти вопросы состоит, по моему мнению, в следующем. Как философия, философская логика, так и психология ко времени Гуссерля уже заложили традицию ответа на Ursprungs-вопросы, касающиеся происхождения понятий, переводом стрелок к анализу сознания, в частности и особенности к анализу представлений и деятельности абстрагирования (о чем у нас уже более подробно пойдет речь в Приложениях, обрисовывающих историко-научные и философские прелиминарии к исследованию ФА, – со ссылкой на математиков, философов и психологов, эти пути ранее проложивших). Вот почему и Гуссерль уверенно, без специальных оправданий переводит внимание читателей своего времени на этот путь, не без основания надеясь на то, что им уже более или менее известна и отчасти понята ими сама необходимость этого – независимо от того, к какой научной области относились их интерес и их работа.

2. Дополнительным обстоятельством исторического, личного характера было то, что Гуссерль начал свою творческую карьеру под влиянием и покровительством философствующих психологов Брентано и Штумпфа. А это обусловило и внимание к психологии, и особый поворот анализа (в случае упомянутых поисков происхождения понятий) именно к анализу сознания, его актов, процедур, действий и структур.

3. Полезно принять в расчет и то, что подобный же поворот обозначился ещё до Гуссерля, но особенно в его время в философии математики вообще, философии арифметики, в частности. Целый ряд математиков и психологов продвигался по тому же пути синтеза математики, философии, логики и психологии. Выделилась когорта, с одной стороны, философствующих математиков (и даже «чистых» математиков), заинтересовавшихся психологией, а с другой стороны, философов и психологов, обращавшихся к математическим проблемам. Имена этих авторов мы будем приводить по мере анализа ФА, ибо именно ранний Гуссерль взял на себя труд собрать и тщательно обработать соответствующий материал упомянутых наук.

В силу этих и аналогичных причин Гуссерль, начиная свой конкретный анализ в ФА, сразу и без особых объяснений привлекает к рассмотрению психологический материал – но, как позднее будет подробно показано, отнюдь не только его.

1. Понятие числа между понятиями натурального числа и множественности

(I глава «Философии арифметики»)

I глава ФА фактически начинается со знаменитой дефиниции числа из VII книги «Элементов» Эвклида. Приведем и её (в передаче Гуссерля): число – это множество элементов (ФА, S. 148–9). Можно было бы сразу сказать, что «дефиниция» понятна лишь тогда, когда ясно, что такое «элементы» и что такое «множество». И это тоже служило бы на пользу полемики Гуссерля против преувеличенных претензий тех, кто, подобно Фреге, хотел бы однозначно построить математику и логику на чисто дефинитивном базисе. (Кстати, как уместно разъяснил Дж. Миллер, – G. Miller, op. cit., P. 41 – Гуссерль, отвергая эти претензии, совсем не противится попыткам формулирования дефиниций, скажем, дефиниции числа.) Ибо