– Воды? – спросил Хут.

Он подвинул к Дугласу графин – достаточно резко и неловко, чтобы расплескать через край прямо на кучу бумаг. Хут двумя пальцами взял из кучи какую-то распечатку с телетайпа, приподнял и стал смотреть, как струйка воды сбегает с угла, – все это с большим интересом, с каким смотрят на мир маленькие дети и пьяные.

– Списки погибших, – пояснил он. – Все умирают и умирают…

– Жертвы взрыва?

Хут помахал мокрым листом с бесчисленными именами мелким шрифтом.

– Да, именно, жертвы взрыва! Ну если уж решили выкопать старину Карла после полувекового отдыха в богатой фосфором лондонской почве, не удивляйтесь, когда он пернет вам в глаза! Так ведь?

Дуглас не ответил. Он успел разобрать несколько имен на листке. Телетайп пришел из госпиталя СС у Гайд-парка.

– Все умирают и умирают, – повторил Хут.

– Значит, профессор Шпрингер тоже погиб.

– Мы с вами потеряли хорошего друга, инспектор.

Хут налил себе виски, разбавил водой из графина с преувеличенным старанием, словно актер, изображающий пьяного на сцене.

– Мы с вами?

– Шпрингер был наш друг при дворе короля Генриха. Рейхсфюрер СС поручил ему найти способ отобрать ядерные эксперименты у военных – и дал ему в этом полную свободу действий. – Хут сжал кулаки. – Моя власть шла от Шпрингера. Я нашел ему хорошее место на задних рядах, рядом со штабом флота, так ведь болвану оттуда было плохо видно! Он пролез поближе к могиле. Камнем придавило.

– То есть расследование может быть приостановлено? – Дуглас поднял стакан, но виски едва пригубил.

– Ни в коем случае. Расследование продолжится.

Хут погрузился в раздумья, уставившись на свои штаны. Штаны были покрыты слоем грязи и разорваны на одном колене. Очевидно, Хут лично помогал извлекать Шпрингера из-под камня.

– Вы с профессором давно знакомы?

– Я бы мог вам такое рассказать, Арчер, у вас бы глаза на лоб полезли! Я был с ним рядом в тот день, когда мы убили предводителя коричневорубашечников. Встречал его в Темпельхофе, когда он спецрейсом доставил Карла Эрнста из Бремена. Карл Эрнст был правой рукой Рема, депутата рейхстага и государственного советника. Шпрингер арестовал Эрнста утром в гостиничном номере, и Эрнст даже не подумал оказывать сопротивление. Пошел, как ягненок на заклание.

Хут отхлебнул виски. Он немного расслабился и только хмурил лоб, словно с некоторым усилием вспоминая «ночь длинных ножей».

– Штурмовики и представить не могли, что фюрер рапорядится их казнить. – Хут улыбнулся. – Эрнст был такой же. Ничего не понимал до последнего. А когда его поставили перед расстрельной командой, расправил плечи и крикнул «Хайль Гитлер!». В следующий миг его изрешетили. – Хут закрыл лицо ладонями и сделал несколько размеренных вдохов и выдохов, как поступают иногда больные астмой. – Смешно, да?

– Не очень, – честно ответил Дуглас.

– Хороший урок. Глядя, как этот болван испускает дух, я поклялся никогда больше не попадаться на дешевый треп политиков.

– И как, получилось?

– Я похож на идеалиста, Арчер?

Дуглас молча покачал головой, боясь прервать внезапно напавшую на Хута разговорчивость. Он уже видел таких людей: молчат, молчат, а потом вдруг обнаруживают многословное красноречие и признаются в чудовищных преступлениях. И все они, как и Хут, говорят о себе с удивительной отстраненностью.

– Несложно было догадаться, что победят нацисты. Только у них хватало мозгов и решимости. И дисциплины. Мне нравятся победители, Арчер. Моему отцу тоже нравятся победители. Мой отец – хладнокровная скотина, как же, господи, я его до сих пор ненавижу. Чтобы добиться его расположения, нужно было стать первым в классе, и я приложил к этому все усилия. Победят нацисты, Арчер, так что не поддавайтесь желанию им противостоять. На следующей неделе я лечу в Берлин. Буду говорить с рейхсфюрером СС и, возможно, самим фюрером. Им придется поставить меня на место Шпрингера, потому что полная информация есть только у меня. – Хут постучал себя пальцем по голове. – Рано или поздно я и звание Шпрингера получу. Так что выше нос, Арчер! Дни Келлермана сочтены. Избавимся от него к концу следующего месяца. Он у меня будет отвечать на множество неудобных вопросов про свой счет в швейцарском банке и про взятки с подрядчиков, строящих новые тюрьмы.

Дуглас смотрел на него с изумлением. А Хут продожал:

– На Келлермана досье вот такой толщины. Отчего, по-вашему, он так рвется сунуть нос в мои документы? Плевать ему на ядерную программу, он шкуру свою спасает. – Хут налил себе воды и выпил. – Хотите остаться со мной, Арчер?

– У вас в штате?

– Людей Шпрингера я намерен разогнать. Почти всех. Если останетесь со мной, дойдете до самого верха. Я вам обеспечу немецкое гражданство и устрою в службу безопасности. И тогда больше никаких пайковых карточек, ограничений передвижения и контроля над финансами.

Он смотрел на Дугласа, ожидая ответа.

– Вы же говорите, вам нравятся только победители.

– Не в качестве личных помощников, – уточнил Хут, сухо улыбнувшись.

Возможно, он делал предложение от чистого сердца. Дуглас не мог понять, в какой степени это была спонтанная и неуклюжая тевтонская попытка обаять, а в какой – трезвый расчет. Хут встал и подошел к окну.

– С Мэйхью вчера не поговорили? – спросил он, не оборачиваясь.

– Нет, но я его найду.

Дуглас видел его темный силуэт на фоне окна, видел, как нервно вздрагивают пальцы – будто пытаются стряхнуть не то грязь, не то память о чем-то.

– Мэйхью человек образованный, – проговорил Хут, словно обращаясь к самому себе. – Культурный и рациональный.

– Да, конечно, – подтвердил Дуглас.

– У него ведь нет со мной никаких личных счетов, правда? Чего он ищет? Он ищет статуса и уважения. Все нормальные люди к этому стремятся. Значит, мы можем достичь договоренности. Так, чтобы в результате повысился статус нас обоих. Так ему от меня и передайте.

Это был ошеломляющий цинизм даже по меркам Хута.

– А какие у меня гарантии? – спросил Дуглас.

– У вас прекрасная отговорка: вы всего лишь выполняли приказы. Будьте за это благодарны, друг мой.

– Хорошо, я буду вашим контактом. Но не информатором.

Произнеся это, Дуглас сразу опознал в собственных словах попытку оправдаться. Он слышал подобное множество раз от людей, которых использовал – и которых презирал.

В дверь постучали.

– Войдите! – гаркнул Хут.

В кабинете появился рассыльный с ведром угля и принялся разводить огонь в камине. Хут кивнул Дугласу в знак, что тот может быть свободен.