не имело значения, что случилось бы с моей работой, с нами, потому что в итоге я верю, что Бог присматривает за тобой и за мной. Верю, что у Бога есть план для нас. И везде, куда бы я ни отправился, куда бы мы ни отправились, и независимо от того, что плохое могло бы случиться, Его любовь всегда останется с нами.

Она кивнула, слезы текли по ее щекам. И тогда что-то произошло, озарение или пробуждение, потому что я кое-что понял.

Я по-прежнему ее хотел.

По-прежнему ее любил.

По-прежнему должен был быть с ней до конца своей жизни.

И пусть в этом не было никакого смысла, пусть всего несколько минут назад я узнал, что она не вместе со Стерлингом и они никогда не были вместе, я все равно сделал это. Я опустился перед ней на одно колено.

– В тот день я шел к тебе, чтобы сделать предложение. И если ты согласишься, я все еще хочу жениться на тебе, Поппи. У меня нет кольца. Нет денег. В настоящий момент у меня даже нет постоянной работы. Но я знаю, что ты единственный и самый удивительный человек, которого Бог когда-либо ставил на моем пути, и мысль о жизни без тебя разбивает мне сердце.

– Тайлер… – ахнула Поппи.

– Выходи за меня, ягненок. Скажи «да».

Она опустила взгляд на четки, затем снова посмотрела на меня. И ее ясное, полное слез «да» достигло моих ушей примерно в то же время, когда губы коснулись моих в жадном, ликующем и отчаянном поцелуе. И меня совершенно не волновало, где мы находились и кто мог нас увидеть, я расстегнул молнию на джинсах, приспустил ее штаны до колен и прижался членом к ее влажному жару. Мне пришлось приложить немало усилий в узком пространстве между скамьями, чтобы раздвинуть коленом ее ноги и толкнуться внутрь.

Это было быстро, грубо и громко, но при этом идеально: только я, Поппи и Бог в своей обители, наблюдающий за нами обоими. Я хотел эту женщину до конца вечности и хотел, чтобы эта вечность началась как можно скорее.

Эпилог

Поппи:

– Твоя рука прикрывает мой рот, в то время как другая скользит под слои кружева и тюля, чтобы найти мою киску, обнаженную по твоей просьбе. Обнаженную именно для этого момента.

Снаружи гости начинают потихоньку заполнять церковь, католическую, несмотря на шутливые протесты моих родителей, и в обмен на католическую свадьбу они вынудили нас согласиться на пышный праздник, который хотели устроить для своей принцессы: фейерверк, галлоны шампанского и гирлянды под звездным небом Род-Айленда.

Но сейчас я не являюсь чьей-то принцессой. Я – задыхающийся, извивающийся ягненок, когда твои пальцы находят мой уже набухший клитор и нежно сжимают его. Дизайнерские кружева и шелк стоимостью в тысячи долларов задраны до талии, и я хочу, чтобы ты сорвал с меня все это, выставил на всеобщее обозрение мои подвязки, чулки и обнаженную киску. Но ты этого не делаешь.

Вместо этого ты шепчешь мне на ухо:

– Ты сделала, как тебе велели. Хороший ягненок. – Ты убираешь руку с моего рта, чтобы обхватить мою грудь.

Я прислоняюсь к тебе спиной.

– Разве не говорят, что нельзя видеть невесту до свадьбы?

– Говорят, что это плохая примета, но я думаю, что начинать семейную жизнь сексом – только к удаче. Верно?

Мы находимся в маленькой часовне сбоку от главного зала с зашторенным окном, которое выходит на алтарь. С той стороны трудно разглядеть, что происходит внутри, и мы заперли тонкую деревянную дверь, но она совершенно не заглушает звуков, и как бы тихо я ни вела себя, ни с чем невозможно спутать шорох моего платья и мое учащенное дыхание, когда твои пальцы скользят мимо клитора к влажным складочкам.

Затем ты разворачиваешь меня, впиваясь голодным взглядом зеленых глаз. Этим утром ты побрился, твоя квадратная челюсть гладкая, без малейшего намека на щетину, и хотя я знаю, что твоя мама возилась с твоей прической ранее, несколько непослушных прядей все же выбились, упав на лоб. Я протягиваю руку, чтобы потянуть за них, но ты успеваешь перехватить мое запястье. Не для того, чтобы остановить, а чтобы притянуть ближе к себе, заставляя нежную кожу моей киски тереться о твои брюки от смокинга. Я ощущаю твою эрекцию, горячую, твердую длину, и с моих губ срывается стон.

Ты снова закрываешь мне рот рукой, и твое обычно улыбающееся лицо становится серьезным.

– Еще один звук, миссис Белл, – шипишь ты мне на ухо, – и на мой член будет насажена ваша попка.

Это должно стать наказанием?

– Я еще пока не миссис Белл, – поддразниваю я.

– Но ты все равно принадлежишь мне.

С этим не поспоришь. Я принадлежала тебе с того самого момента, как впервые села в кабинку для исповеди в твоей церкви.

Платье – воздушное, с V-образным вырезом, подпоясанное на талии и отделанное слоем тонкого тюля, – облаком облегает бедра и мешает мне увидеть, как твои руки тянутся к брюкам, чтобы высвободить член. Когда твоя рука скользит по моей талии к ногам, я оказываюсь наполовину приподнятой, наполовину прижатой к стене.

Я чувствую широкую головку твоего члена, упирающуюся в мои складочки, и ты не даешь мне ни секунды перевести дыхание, просто вонзаешься без предупреждения, и я изо всех сил пытаюсь не застонать. Это так восхитительно: ты в своем смокинге и мое свадебное платье, задранное вверх, как у выпускницы школы в отеле после выпускного вечера. И твоя рука прикрывает мне рот с решительной твердостью, пока ты вколачиваешься в меня резкими, грубыми толчками.

– Все эти люди там, – выдыхаешь мне на ухо, – не имеют ни малейшего понятия, что ты так близко к ним и что тебя жестко трахают. Трахают в свадебном платье, как маленькую шлюшку, которая не может себя сдержать.

Мое сердце бьется, как птица в клетке, а на внутренней поверхности бедер появляется раздражение от жесткой ткани твоих брюк. Я уже давно оставила попытки понять, почему мне так нравится, когда ты обзываешь меня этими именами, тем более что за пределами спальни ты неизменно уважительный и заботливый. Возможно, это аура непристойного священника, радующегося, что у него не отняли его новую академическую карьеру. А может, потому что ты очень хороший человек, и то, как ты теряешь контроль и ведешь себя скорее как грешник, чем как святой, очень возбуждает. Что бы это ни было, это сводит меня с ума, и ты это знаешь и шепчешь мне на ухо всякие скабрезности, типа «возьми его», «распутная чертовка», «кончи для меня» и «тебе, мать твою, лучше кончить для меня».

Что я и делаю, мои стоны заглушаются твоей рукой, а ты продолжаешь вколачиваться в меня, с каждым толчком все сильнее вжимая в стену, и каждый толчок приближает мой оргазм все ближе и ближе, а затем ты поднимаешь глаза и встречаешься со мной взглядом. Ты так близко, и я вспоминаю все то время, когда мы трахались, обо всех случаях, когда я просыпалась оттого, что твой горячий, влажный язык ласкал меня между ног, обо всех случаях, когда мне казалось, что во время наших сексуальных оргий мы перемещались из реального, обычного мира в какое-то новое, мерцающее, волшебное измерение. Я чувствую то же самое сейчас, когда ловлю твой взгляд и наблюдаю за тем, как ты прикусываешь губу, пытаясь сдержаться.

– Si vis amari, ama, – говоришь ты мне. Если ты хочешь, чтобы тебя любили, – люби.

Слова, которыми мы, кажется, обменялись миллион лет назад.

Именно твоя любовь снова свела нас вместе, твоя настойчивая любовь, которая не угасала, несмотря на мой обман и уединение. Я полагала, что приношу правильные жертвы ради тебя и твоего желания служить Богу, но все это время я ошибалась. Теперь мы оба с Богом, и мы вместе, жертвуем сегодня нашими индивидуальными жизнями, чтобы слиться в одну вечную душу.

«Нет большей любви, чем эта…» – мечтательно думаю я, пока ты теряешь всякий контроль. Ты убираешь руку от моего рта и подхватываешь другую ногу, чтобы поднять и раскрыть меня, пока преследуешь собственное освобождение, утыкаясь темноволосой головой в мою