В тот момент сделку не заключили, но колеса завертелись. Мистер Уильям Сеймур, лондонский адвокат Генри, брата Джейн, совершит ее с мистером Кросби от ее имени. И она вскоре получит деньги! Самые настоящие, полновесные десять фунтов. О, счастье!

Вся эта история имела и некоторые эмоциональные последствия. Вероятно, Джейн еще не вполне пришла в себя после отказа от предложения, полученного в Мэнидаун-парке. Она понятия не имела, что мистер Уильям Сеймур, тот самый адвокат из Лондона, вскоре начнет подумывать о том, чтобы попросить мисс Джейн Остин стать его женой.

Пока же, в 1803 году, на Сидни-плейс наверняка обрадовались успешной продаже романа издателю. Мистер Остин с самого начала активно поощрял писательскую деятельность дочери. Кассандра всегда была на ее стороне. Лишь миссис Остин испытывала по этому поводу противоречивые чувства.

Джейн редко пишет о матери хорошее. Вероятно, проблема заключалась в том, что они слишком походили друг на друга остроумием и "сметливостью". Кроме того, Джейн чувствовала, что ее тяготит постоянный пессимизм матери. "Она неплохо себя чувствует, — по секрету сообщала Джейн Кассандре в одном из писем, — [хотя] сама заверит вас, что у нее ужаснейшая простуда".

Может быть, Джейн слишком остро реагировала на материнские причуды? Во всяком случае, письма миссис Остин действительно рисуют образ женщины, порядком раздражающей близких: "Ты очень добра, выражая желание принять у себя такую недужную гостью, как я, — пишет она, отказываясь от приглашения невестки, — но я не могу чувствовать себя покойно за пределами своего дома". Далее следует порицание: "Ты поступаешь чересчур смело, покупая цветные туфли", а затем — мрачное сообщение из мира моды: "На прошлой неделе я купила бомбазин[57], полагая, что после кончины нашего бедного короля он обошелся бы мне дороже. Если я его переживу, сей наряд будет вполне отвечать моим намерениям, если же нет, кто-нибудь вспомнит обо мне, облачившись в него. Полагаю, он непременно пригодится для той или иной цели до того, как его уничтожит моль".

Но воодушевление, вызванное в доме на Сидни-плейс предстоящим явлением "Сьюзен" миру, в начале 1804 года было омрачено болезнью миссис Остин — на сей раз вполне серьезной.

Встревоженная семья засуетилась вокруг болящей. Был приглашен аптекарь — доктор Уильям Боуэн. Ему принадлежала аптека на мосту Палтини — на паях с партнером, который носил подходящую для него фамилию Спрай[58]. Мы не знаем, какое лечение прописал доктор Боуэн, но оно, судя по всему, подействовало. После выздоровления миссис Остин написала о своих переживаниях шуточное стихотворение (так могла бы поступить на ее месте и сама Джейн). Оно начиналось строками:

"Пожилая леди" спасена и рассыпается в благодарностях:

Наверное, этот случай стал для Остинов напоминанием о том, что в жизни по-настоящему важно. Продажа романов — не главное, а мелкие трения и разногласия можно преодолеть. Важнее всего их собственная нежная приязнь друг к другу.

Между тем долгожданная "Сьюзен" так и не вышла в свет.

Ее издание все откладывалось и откладывалось — непонятно почему. Прошел год, потом другой. Наконец, когда в 1809 году появился роман под названием "Сьюзен", написанный совершенно другим автором, казалось, что игра окончена. В мире появилась чужая книга, названная "Сьюзен", и Джейн, по всей вероятности, оставила всякую надежду увидеть свой роман напечатанным.

Почему на протяжении долгих шести лет, пока ее "Сьюзен" лежала у издателя без движения, Джейн ни разу не спросила у него, в чем дело? Возможно, она к нему и обращалась, но свидетельства об этом до нас не дошли. Возможно (как и в случае с Томом Лефроем), она была слишком горда, чтобы спрашивать. Но вообще-то существовали веские причины, по которым мистер Кросби решил воздержаться от издания "Сьюзен". Он, кстати, имел на это полное право. Джейн уступила ему права на свое произведение, а он не брал на себя обязательства непременно опубликовать приобретенную рукопись. Многие историки высказывали предположение, что он, вероятно, передумал печатать книгу, когда осознал, что она по сути являет собой пародию на мрачные "готические романы", издание которых составляло основу его бизнеса. В "Сьюзен" содержатся многочисленные отсылки к готической традиции — от антуража таинственного Нортенгерского аббатства до мгновений, когда героиня, скажем, "замирает от страха" или обнаруживает, что у нее "кровь леденеет в жилах". Книги, которые с жадностью проглатывает Кэтрин Морланд, — это вполне реальные романы, выходившие в 1790-х годах (даже "Страшные тайны", хоть это название и кажется типично пародийным)[59]. Кросби зарабатывал неплохие деньги на издании таких книг. Возможно, он опасался кусать руку, которая его кормила.

Но недавние исследования дают нам более достоверное объяснение. Как выясняется, как раз в 1804 году у Кросби случились некоторые финансовые затруднения. До и после этого он преуспевал как издатель, но за весь 1804 год сумел выпустить всего одну книгу. Джейн просто ужасно не повезло.

После появления конкурирующей "Сьюзен" Джейн переименовала роман в "Кэтрин". Но при жизни она так и не увидела свой текст в печати. Когда после ее смерти роман наконец опубликовали, он производил впечатление исторической зарисовки. Все эти муслины, высокие прически и прочее были родом из 1790-х. Хотя при работе над рукописью Джейн постаралась осовременить некоторые детали, но время действия осталось прежним, как и колорит эпохи: сюжет по-настоящему работал лишь как насмешка над литературой последнего десятилетия XVIII века.

"Кэтрин" в конце концов попала на читательские полки под названием "Нортенгерское аббатство": по-видимому, его придумала Кассандра уже после смерти сестры. Придумала очень удачно. Оно объясняет, почему владелец аббатства генерал Тилни впал в гнев, обнаружив, что Кэтрин отнюдь не является богатой наследницей, зато вполне может оказаться цепкой приживалкой при богачах ("прилипалой"). Помимо всего прочего, в нем содержалась едкая издевка: в 1784–1818 годах вышло 32 романа, в заглавии которых содержалось слово "аббатство".

Джейн выправила и продала "Сьюзен" в годы жизни в Бате. Насколько нам известно, больше она ничего в этом городе не написала (если не считать неоконченных "Уотсонов"). Судя по всему, Бат действовал на ее творческий настрой угнетающе. "Не знаю, что со мной сегодня, — пишет Джейн из Бата, — но я не в состоянии писать… По счастью, мне особенно нечего рассказывать".