Между тем лицо миссис Остин с годами усыхало, и на нем все сильнее выделялся ее крючковатый "ведьминский" нос, на кончике которого она носила маленькие очки. Эти очки, вместе с кожаным футляром, передавались в семье Остин из поколения в поколение. Сегодня оба предмета можно увидеть в музее города Лайм-Риджис.

Джейн продолжала выражать раздражение, когда речь заходила о "воображаемом" нездоровье матери. Но, по словам внука миссис Остин, относившегося к ней более сочувственно, миссис Остин недомогала всю жизнь, и ее страдания стали частью семейной истории. "В последние годы своей жизни, — пишет он, — она мучилась от постоянных болей". Вместе с тем он вспоминает и "свойственную ей веселость. Однажды она заметила мне: "Ах, мой милый, однажды ты найдешь меня там же, где меня оставил, — на этом диване. Иногда я думаю, что Господь Всемогущий позабыл обо мне, но дерзну сказать, что Он явится за мной, когда сочтет нужным"".

Но пока Господь за ней не торопился, и после переселения на Грин-парк-Билдингс заболела не она, а мистер Остин. Его мучили лихорадка и приступы слабости. Начавшиеся осенние дожди мало способствовали его выздоровлению — в доме и без того было сыро.

Приходили скверные новости. 16 декабря 1804 года, в день рождения Джейн, случилось ужасное несчастье — к сожалению, не такое уж редкое в жизни сельской георгианской глубинки. Мадам Лефрой, давняя хэмпширская подруга Джейн, которой наша героиня всегда восхищалась, верхом отправилась в город — "по своим делам". Там она столкнулась с Джеймсом Остином и пожаловалась ему на свою "преглупую" лошадь. Затем они расстались. На обратном пути лошадь внезапно понесла. Слуга миссис Лефрой попытался ухватить ее за уздечку, но "промахнулся, и животное помчалось еще быстрее". Потрясенный слуга не мог точно объяснить, что стряслось: он видел лишь, что "миссис Лефрой вылетела из седла, упала на каменистую землю и сильно ударилась". Через несколько часов она скончалась. Ей было всего сорок пять лет.

День рождения Джейн был омрачен гибелью подруги — по сути, ее второй матери. Все последующие годы она с грустью размышляла над этим совпадением. "Вот снова день, когда явилась я на свет, — пишет она в одном из стихотворений. — И чувства смешанные вновь в моей душе!" И далее: "Увы, все кануло. Не встретиться нам больше". Смерть друга — важный шаг на пути к настоящему взрослению. По крайней мере, христианка Джейн питала надежду, что вновь увидит мадам Лефрой в раю: стихотворение проникнуто мыслью, что ее наставница обрела новую жизнь в загробном мире. Сегодня о мадам Лефрой вспоминают лишь в связи с Джейн.

Из Хэмпшира сообщили, что Гаррис Бигг-Уизер женился. Ему понадобилось всего пятнадцать месяцев, чтобы оправиться от отказа Джейн выйти за него замуж. Друзья писали ей, что он пребывает "в весьма приподнятом настроении" и вместе с новобрачной, Энн Фрит, поселился в доме под названием Ваймеринг-мэнор — внушительном елизаветинском особняке близ Портсмута. Они устроились там с достаточным комфортом в ожидании наследства — еще более внушительного мэнидаунского особняка. И дождались — в 1813 году, после смерти отца Гарриса, имение отошло к ним. Судя по всему, Энн Фрит не пришлось сожалеть о своем решении связать жизнь с этим человеком: ее муж вскоре стал уважаемым сельским помещиком и мировым судьей. Энн родила Гаррису десять детей — пять сыновей и пять дочерей. Наверное, это не прибавило ей красоты и здоровья. Во всяком случае, ни одна из ее пяти дочерей так и не вышла замуж.

Но пока все это было еще далеко, и Джейн даже не догадывалась, какой судьбы избежала. Неизвестно, расстроилась ли она, услышав о женитьбе Гарриса. А дурные новости продолжали сыпаться.

Всего через месяц после смерти мадам Лефрой, 19 января 1805 года, в субботу, слег мистер Остин. Утром он почувствовал себя плохо: "Головная боль, вызванная лихорадкою, сильнейшая дрожь, самая отчаянная слабость". Призвали на помощь доктора Боуэна, аптекаря: того самого, который недавно лечил миссис Остин. Впрочем, Боуэн решил, что случай ему не по зубам, и порекомендовал обратиться к дипломированному врачу. Был приглашен доктор Гиббс с Гей-стрит.

В наши дни мистеру Остину назначили бы капельницы с питательными растворами и антибиотики, но доктор Гиббс предложил "банки". Применяли этот метод так: на коже делали надрез и помещали над ним разогретую склянку, чтобы в нее засосало кровь. В прошлые разы баночное кровопускание мистеру Остину вроде бы помогало, но теперь "оно едва ли принесло ему сколько-нибудь заметное облегчение".

Вероятно, он страдал острой бактериальной инфекцией. Джейн не упоминает, чтобы он испытывал затруднения с дыханием, следовательно, можно предположить, что инфекция затронула мочевые пути. Доктор Клэр Исаак выдвинула интригующую альтернативную гипотезу: по ее мнению, мистера Остина сразила малярия. Сегодня мы вряд ли согласились бы с этим выводом относительно человека, живущего в Бате, но в георгианские времена в этой области Британии малярийные комары действительно водились (сам термин "малярия" происходит от латинских слов, означающих "дурной воздух"). Если у мистера Остина и вправду была малярия, отсасывание крови банками привело к развитию анемии (малокровию) и ухудшило его состояние. Не исключено, что дешевое жилье на Грин-парк-Билдингс, у самой реки, в комариных местах, не самым благоприятным образом сказалось на здоровье мистера Остина.

Поначалу домашние решили, что банки помогли: "Ближе к вечеру ему стало лучше, он сносным образом провел ночь, а к утру настолько оправился, что даже поднялся с постели и присоединился к нам за завтраком". Он "свободно ходил с помощью одной лишь трости, и все симптомы выглядели настолько благоприятно, что Боуэн, посетив его в час дня, уверился в том, что его состояние улучшается".

Но все они заблуждались. Лихорадка накатывает волнами; мистер Остин, вероятно, перенес один из пиков и почувствовал облегчение перед тем, как его накрыла следующая волна. По мере того как воскресенье "шло своим чередом, все эти утешительные признаки постепенно исчезли, лихорадка усилилась, и Боуэн, явившийся осмотреть его в десять вечера, объявил, что положение больного — самое тревожное". Джейн продолжает:

Несмотря на все доводы в пользу малярии, мы думаем, что причиной его смерти стало заражение крови. Во времена, когда не было антибиотиков, сепсис почти всегда приводил к летальному исходу в течение одного-двух дней.

Итак, утром в понедельник 21 января отец Джейн скончался. "Наш дорогой отец завершил свою добродетельную и счастливую жизнь, — написала она. — Его дети желали, чтобы его смерть прошла без мучений, и их желание почти осуществилось".

Это классическое описание сцены у смертного одра, свойственное XIX веку: заботливо упоминается добродетельность покойного и мирные обстоятельства его кончины. Сегодня нас удивляет скорее то, что в письмах, отправленных в последующую неделю, Джейн явно преуменьшает силу удара, который смерть отца нанесла ее жизни и жизни всей ее семьи. Перед нами пример того же стоицизма и той же покорности, какие демонстрировала Кассандра после смерти Тома Фаула. С нашей точки зрения реакция Джейн на эту утрату представляется чуть ли не бессердечием. Но в ту пору она воспринималась как похвальное смирение перед волей Господней. "Удар тяжел, — писала Джейн, — но нам остается тысяча утешений, которые способны его смягчить". В числе этих утешений: