– Ребята, может, хватит здоровье гробить? – воскликнул Михаил Петрович.

– Верно, бойцы! – неожиданно согласился майор. – Сегодня приводим себя в порядок, а завтра – за работу. Михаил, поможешь разобраться, в чем тут дело?

– Нет, ребята! Вы специалисты, вот и разбирайтесь.

– Ладно, разберемся… Значит, так. Володя с Геннадием в течение недели любыми способами добиваются от Николадзе явки с повинной. Остальные работают с бумагами. Все, расходимся. Михаил! Помоги убраться и дай взаймы нам деньжат до получки. Думаю, по тридцатке каждому хватит.

Отправив уборщицу привести в порядок квартиры да постирать белье и взяв под отчет деньги, Михаил Петрович передал майору конверт со ста восьмьюдесятью рублями.

В следующие недели бригада проявила поразительную активность: допросы велись до полуночи. К концу недели схема хищений и фигуранты дела стали ясны.

С Джоном поступили жестоко: Володя и Геннадий спаивали его всю неделю, с утра и до позднего вечера. Происходило все в одной из квартир и сопровождалось типичными для таких случаев клятвами в вечной дружбе, взаимопомощи и т. д.

– Да не бойся ты, Джон! Мы не дадим тебя в обиду. Ты свой в доску. Все будет тип-топ!

Так продолжалось до пятницы. А в субботу утром Джон проснулся один, запертый в квартире. Голова трещала, руки дрожали. Собутыльников и след простыл. Желание одно – опохмелиться. Заглянул в холодильник – пусто, и на кухне шаром покати. Через полтора часа мучений и неизвестности щелкнул замок в двери, и вошел майор Каримов с тремя сотрудниками. У каждого в руках были пакеты с выпивкой, закуской и иными мелочами.

– Привет, Джонни! – поздоровался майор. – Как самочувствие?

– Паршивое, – зло процедил Джон сквозь зубы.

– Ладно! Паршивое не паршивое, а нам от тебя нужно только полное признание. Оформим явку с повинной. На суде это учтут, пару-тройку лет скостят, – строго произнес майор. – Вот ручка, бумага – пиши, а мы пока выпьем, закусим. Суббота все-таки, и неделя была не из легких. Геннадий, организуй нам стол, да получше!

Через 10 минут следователи уже сидели за столом, разливали водку, раскладывали закуски на тарелки, а Джон с больной головой в задумчивости сидел в углу, за соседним столом. Перед ним лежали бумага и шариковая ручка. Ни к той ни к другой он не притронулся. «Не буду ничего писать, – продолжал упрямствовать Джон, уткнувшись глазами в стол с выпивкой. – Не дождетесь!»

– Ну что, бойцы, за успешную работу! – произнес майор, поднимая рюмку. – Давай, Джон, твое здоровье! – И залпом выпил содержимое.

Губы Джона пересохли, язык прилип к небу – желание похмелиться было невыносимым.

Вторую и третью подняли за удачное завершение дела. Джон находился в предобморочном состоянии, и когда Володя в очередной раз стал наполнять пустые рюмки, не выдержал:

– Ладно, садисты, наливайте и для меня! Все напишу…

Володя наполнил заранее подготовленный стакан почти до краев. Взяв его трясущимися руками, Джон все выпил залпом. Потом, закусив малосольным огурцом, сел на стул. Организм начал приходить в норму: руки обрели твердость, боль в голове постепенно ушла. Вынув из кармана собственную перьевую ручку, начал писать. Писал долго, подробно, ничего не скрывая. Закончил через пару часов:

– Все, забирайте!

Майор взял листки, внимательно прочитал:

– Хороший ты парень, Джон, но вляпался по уши. И помочь тебе мы уже не сможем. Я отпускаю тебя на три дня. Приведи себя в порядок, положи в Сбербанк деньги, которые получил от сделок, вот на этот счет, копию квитанции принесешь мне на Литейный. Жду тебя в среду. И не вздумай дурить, а то хуже будет! Двигай. На посошок выпей и завязывай. Пока.

Джон выпил еще стопку и ушел.

Несмотря на количество выпитого за последние дни, его мысли были четкими. Вместе с признанием пришло облегчение, будто тяжелый груз упал с плеч.

Признание Джона помогло раскрутить всю схему хищений. Только мотив не вырисовывался. Хотя куда проще – алчность. И при этом ни слова о поборах высокопоставленных чиновников, вынуждающих подчиненных искать дополнительные заработки!

Обрадованные успехом следователи снова запили и не заметили, как истек плановый срок расследования. Дело еще не было полностью завершено, оставалось много формальностей. Майор сел писать рапорт начальству с просьбой продлить расследование еще на месяц и выдать деньги на дополнительные расходы «в связи с внедрением в преступную группу, подорвавшим здоровье». Разрешение и деньги были получены, за этим последовал очередной запой.

И вот, наконец, суд.

Никто, кроме Джона Николадзе, свою вину не признал. Вердикт: учитывая чистосердечное признание, Джону Николадзе – восемь лет, остальным фигурантам – от трех до десяти лет, директору завода – десять.

Казалось, жизнь кончена. Но есть любимая жена и сын, надо держаться…

Тюрьма встретила жестоко.

В первые же дни отсидки стало пошаливать сердце, поэтому перевели в местную санчасть. Заведуя в тресте материальным снабжением, Джон имел большие связи, в том числе среди тюремного начальства: в свое время начальник тюрьмы выделял тресту заключенных для работы на стройках, за что Джон расплачивался с ним пиломатериалами для дачи. Теперь он посетил Джона в больничной палате и предложил сносные условия пребывания на зоне. Заключенные работали на заводе недалеко от тюрьмы, и Джона назначили бригадиром. В качестве исключения под личную ответственность начальника тюрьмы он жил в вагончике на заводской территории. Каждые выходные разрешали встречаться с женой и сыном. Иногда даже домой отпускали.

Жизнь постепенно налаживалась. Все заработанные деньги Джон отдавал жене, на себя ничего не тратил. Хоть какая-то помощь семье! Ведь перед судом, чтобы вернуть деньги государству, пришлось многое продать, включая автомашину. Семья практически осталась ни с чем. Немного позже начальник тюрьмы решил строить дачу и назначил Джона мастером на этой «великой» стройке. Забегая вперед, следует сказать, что в скором времени эту дачу сожгли вышедшие на волю заключенные. Тем более что находилась она недалеко от тюрьмы.

Прошло три года. Началась перестройка. Статью, по которой сидел Джон, отменили. Ликвидировали и ОБХСС. Теперь сделка, за которую Джон попал в тюрьму, называлась успешным предпринимательством.

Однако бюрократическую машину не развернуть, поэтому Джон продолжал отбывать наказание. После пяти лет он попал под условно-досрочное освобождение. Дома его встретили жена и повзрослевший семнадцатилетний сын.

Трест, в котором работал Джон, разделили на несколько компаний и «прихватизировали» – разворовали все. По сравнению с глобальным разворовыванием госимущества, творившимся в стране последние два года, преступление Джона выглядело детской шалостью.

И ведь никого не посадили!

Отдохнув пару недель, Джон решил открыть свою фирму. Дела шли с трудом: страх нарушить запутанные и неоднозначно трактуемые законы мешал развернуться. Десятки