Есть и другой пример. Сергей Ветров лишилсямизинца на левой руке. Теперь он ходит, шаркая ногами, опустив взор в землю.Меня так и подмывает спросить у него:

— По какой причине ты ковыляешь? Пальца нет наруке, ноги твои абсолютно здоровы.

Покалеченную длань Ветров носит на чернойповязке, он бросил работу бухгалтера, сами понимаете, сидеть и проверять счетав его состоянии невозможно. Свободное время Сергей тратит на посещениеразличных организаций, требуя для себя льгот: бесплатного проезда натранспорте, скидки на оплату квартиры, путевок в санаторий.

Один раз Ветров явился домой в гневе:сотрудница собеса, не выдержав общения с «несчастным инвалидом», рявкнула:

— Как вам не стыдно! Отсутствие мизинца — этоне драма! Ступайте работать, вон у Ельцина нескольких пальцев не было, а онпрезидентом стал!

— Я ей покажу, — ревел как дикий вепрь Ветров.— Будет знать, как над инвалидами глумиться.

И теперь он увлеченно бегает по судебныминстанциям.

Но Лариса Петровна принадлежит, на мой взгляд,к самому противному типу: плачущих вампиров. Подобные люди не выказываютоткрытой агрессии, они не требовательны, как Ветров, и не мужественны, какАнечка. Больше всего вампир любит вызывать у окружающих чувство вины.

— Огромное спасибо, — вздыхает он при видеподаренного ему нового спортивного костюма, — вы так заботитесь обо мне,калеке, обузе и камне на чужой шее. Лучше возьмите костюм себе, куда мне в немходить?

И у вас на душе начинают скрести кошки. Черезпару недель общения с такой личностью у родственников возникает стойкаяуверенность: они сволочи, здоровые гады, впереди у них долгая и счастливаяжизнь, и они виноваты в том, что близкий человек мучается от неизлечимойболезни. Они начинают оказывать бедняге больше внимания, а тот в ответ ещеактивнее прибедняется, и вот тут им делается совсем плохо, комплекс «здоровойсволочи» душит несчастных. Как справиться с такой ситуацией? Не знаю. Наверное,надо обладать здоровым эгоизмом, чтобы понять: больному нужно помочь, но приэтом нельзя терять чувство меры. Любой человек должен самостоятельносправляться со своей бедой, а не взваливать ее на плечи окружающих. Да,человеку с ограниченными возможностями надо сварить суп, но, прежде чемкидаться к плите, трезво оцените ситуацию. Если инвалид может взять ложку, топусть ест бульон сам, а если способен нашинковать капусту с картошкой, тооставьте его на кухне. К сожалению, очень часто излишняя забота оборачиваетсялюдям во вред.

— Обожаю гостей, — бурно радовалась ЛарисаПетровна, сидя во главе стола, — конечно, к нам теперь никто не ходит! Я своимвидом распугала всех друзей Карины.

— Вы великолепно выглядите, — поспешиласказать я.

— Спасибо, но я знаю, что люди боятсяинвалидов!

— Мама! — с легкой укоризной сказала Кара.

— Ой, прости, доченька, — опомнилась Лариса, —я понимаю, как тебе надоела занудная старуха! Целый день в кровати лежит,ничего не делает, только стонет! Хотя я стараюсь! Всегда улыбаюсь! Мне оченьтяжело, но я не показываю своих мучений!

— Я могу порекомендовать отличное лекарство, —не выдержала я, — оно купирует практически любую боль. А что вас тревожит?

— Ноги, — необдуманно соврала Лариса Петровна,— их так и выкручивает! Но я терплю до последнего, понимаю, что я обуза дляКары, вот и молчу, хотя иногда возникает такое ощущение, что ноги тигр жует.

— Это же прекрасно! — воскликнула я.

Лариса удивилась.

— Вы полагаете?

— Конечно! Вы выздоровеете! Врачи знают: еслив неподвижных ногах возникает боль, значит, нервные клетки восстанавливаются, —объяснила я, — начинайте заниматься гимнастикой, и вы скоро побежите.

Глаза Ларисы Петровны наполнилисьрастерянностью.

— Наверное, я спутала, — заявила она черезмгновение, — у меня душа болит!

— Тогда рекомендую настойку валерьяны, — тутже посоветовала я, — пиона или пустырника. Посоветуйтесь с доктором, естьогромное количество чудесных препаратов.

— Я никогда не жалуюсь, молча терплю мучения,— заявила Лариса, — понимаю: я обуза для Кары, лекарства денег стоят. А моябедная доченька — единственная их добытчица! И печень у меня болит! Оналекарств не вынесет.

— Тогда вам нельзя есть торт, — заметила я, —тем более второй кусок!

Лариса Петровна уставилась на тарелку, гдележали остатки бисквита, щедро украшенного кремом.

— Да, я обуза, — прошептала она, — даже застолом мы говорим только о моих проблемах! Это ужасно! Кара, подай носовойплаток, извини, что, как всегда, мешаю тебе пить чай, но самой-то мне невстать! Господи, бедная моя доченька! Досталась же тебе увечная мать! Из-заменя ты живешь в одиночестве.

— Мамуля, — устало сказала Карина, протягиваяей салфетку, — я очень тебя люблю.

— Нет, я жернов! — зарыдала Лариса. — Каменьна твоей шее! Не спорь!

— Она и не собирается, — не выдержала я, — высовершенно правы, паралитик — это жернов на шее. Кабы не вы, Карина бы вышлазамуж!

Кара закашлялась, а Лариса перестала рыдать.

— Я обуза? — спросила она.

— Огромная, — подтвердила я, — вы так частоговорите о своем несчастье, что убедили Карину: мать — ее крест.

— Хочу еще торта, — тут же перевела разговор вдругое русло Лариса.

— Вам нельзя, — не выдержала я, — у васпечень! А больная печень вызывает депрессию.

— У меня нет плохого настроения, — ляпнулаЛариса, — просто скучно бывает. Без учеников трудно, я привыкла приноситьпользу и работать с молодежью.

— Вы преподаватель? — спросила я.

— Русского языка и литературы.

— Значит, мы коллеги, я много лет преподавалафранцузский.

— Что вы говорите! — обрадовалась Лариса.

— Сколько вы брали за урок? — поинтересоваласья.

— Десять долларов — стандартная цена, квступительным экзаменам в институт я не готовила, слишком большаяответственность, — пояснила Лариса, — возраст моих учеников —двенадцать-тринадцать лет.

Я схватила даму за плечо.