Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Действительно спасительная вода. Потому что ничем иным я это объяснить не могу: после таких автокатастроф не выживают. Соскребают по частям и увозят в пластиковых пакетах. А мы — все трое — нисколько не пострадали! И мальчишка, перебегавший дорогу. Я не представляю, каким был тормозной путь, наверное, очень длинным (Яков оказался прав, не сам ли и развинтил что-то, гад заморский?), но машину еще и крутило на шоссе, как юлу, она врезалась боком в фонарный столб, потом полетела в кювет и перевернулась раза два-три. Маша после утверждала, что пять. Но это не важно. Главное, когда мы выбрались, ни у кого не оказалось никаких серьезных травм, только небольшие синяки, шишки да царапины. А вот пежо можно было отправлять на кладбище автомобилей.
Оставив искореженную машину на обочине и чтобы не привлекать больше ничьего внимания, особенно гаишников, которые должны были появиться с минуты на минуту, мы, как партизаны, скрылись в лесу и добирались до Нового Иерусалима уже пешком, окольными путями. А настроение после аварии было не нервически-подавленным, как должно бы быть, а напротив, бодрым и боевым. Раз Господь сохранил нам жизни, то ради каких-то главных и высших целей, которые мы обязаны выполнить. Теперь уже ничего не страшно.
В Воскресенском соборе мы первым делом направились в тот придел, где под простым белокаменным надгробием покоились мощи патриарха Никона, а над ним — тяжелые вериги, которые он носил на себе двадцать пять лет. (Естественно, вначале помолившись в храме перед иконами и поставив свечи.) Агафьи Максимовны Сафоновой здесь не было. Но Алексей был уверен, что она где-то тут, рядом, если не в самом соборе, то на территории Нового Иерусалима. А обойти его — понадобится весь день, до вечера. А есть же еще подземные церкви…
Мы решили разделиться, так будет сподручнее. Встретиться же вновь договорились у входа в собор через два часа. Я направился в Гефсиманский сад, где среди вековых деревьев находилась Силоамская купель — еще один живительный источник. Разумеется, я не преминул воспользоваться и окунуться снова. Так будет надежнее, запас прочности не повредит. Чувствуя себя совершенно окрыленным, я с особым рвением пустился на поиски Агафьи Максимовны. Исходив весь Гефсиманский сад, я вышел к Елеонской горе, где столкнулся с Машей.
— Ну? — спросила она.
Я развел руками.
— Вот и у меня тоже.
— А Алексей?
— Был в Вифании, отправился в Капернаум. Пока безрезультатно.
— А может быть, мы напрасно ищем? — задал вопрос я. — И ее здесь не было и нет?
— Он никогда не ошибается, — заявила Маша.
Она была так уверена в правоте Алексея, что мне даже стало ее чуточку жаль. Слепая вера опасна. Особенно в человека.
— А тебе не кажется, что все это немного нереально? — спросил я.
— Что именно?
— Да все! — я обвел взглядом окружающее нас пространство. — Фавор, Иордан, Капернаум… Спаситель шел по святым местам дни и месяцы, а мы — за два-три часа. Как мотыльки. Фантастика.
— В мире вообще много чудесного, — высказалась Маша. — А уж таинственного, так даже через край. Чего тебе не нравится?
Я держал в запасе один сильный аргумент. Сейчас подошло время его выложить.
— У меня есть сведения, — начал я осторожно, — что Алексей — душевнобольной человек. Бежал из больницы. Его ищут. Может, маньяк.
Не понимаю, зачем я это сказал? Черт за язык дернул. Я подумал, что Маша сейчас мне в глаз вцепится. Но она, как ни странно, спокойно и холодно ответила:
— Я знаю. Ну, не маньяк, конечно, и не сумасшедший. Но хохлы держали его в лечебнице. Даже два раза. Сначала, еще при советской власти, когда он активно выступал против безбожников. Потом — уже нынешние самостийники. Поскольку Алексей за воссоединение Украины с Россией. И те и другие — изрядное дерьмо! — вынесла она свой вердикт. — А такие, как Алексей, им будут неугодны и опасны всегда.
— А дальше?
— Вступилась общественность, и его выпустили. А откуда у тебя эти сведения? — подозрительно спросила Маша. — Из газет? Об этом писали.
— Есть источники, от одного куратора синедриона, — смущенно ответил я, кляня себя за свое врожденное тупоумие.
И тут мы оба увидели, как с холма по тропинке к нам спускается Яков. При этом весело улыбается и даже распахивает руки, словно для объятий.
— Вот-те на! — воскликнула Маша. — Он что, из багажника, что ли, выпал?
Признаться, я подумал о том же самом. Иначе как объяснить его сверхстранное появление в Новом Иерусалиме? Но и сам Яков был, кажется, удивлен не меньше нас.
— Ты откуда, друг ситный? — спросила Маша.
— Я на экскурсии, — отозвался он. — А ты же сама в Лыткарино поехала? И что?
— Ехала-ехала, да не доехала.
Они уже на ты, — подумал я. — Славно. Решил, что и мне нечего особенно церемониться.
— Что-то ты часто на экскурсии по святым местам шастаешь, — сказал я. — Задание такое?
— Хочу познать православие, — ответил он. — А ты против?
— Да нет. Валяй, познавай.
— У меня в планах давно было посещение Нового Иерусалима. Хотел сравнить с тем, Палестинским. И знаете, что я вам скажу? Этот ничуть не хуже. А в некотором роде даже еще и лучше. Мне нравится. Правда, я еще не все тут осмотрел. Но красиво! А главное, как саккамулированная история раннего христианства. Я имею в виду путь Христа. Тут многое открывается заново.
— А ты на чем прилетел? — вновь спросил я. — Не на истребителе?
— Нет, взял у друзей мерс и приехал. Пежо-то я Маше одолжил.
— Кстати, твоя машина вдребезги, — сказала она. — Но ты не волнуйся. Я позвоню маме, и она пришлет из Парижа деньги. Тогда отдам.
— Плевать. Так это свой пежо я видел у обочины? — он усмехнулся, подмигнул нам обоим и добавил с каким-то двойным смыслом: — Но это будет тебе дорого стоить…
А Маша лишь норовисто передернула плечиками.
— Вообще-то это ты нам должен еще приплатить за то, что подсунул такой гнилой автомобиль, — нахально заявил я. — За моральные переживания, лечение и все такое прочее.
— А ты сильно головой ушибся? — в ответ спросил он. — Тогда я готов тебе даже часть своего мозга отдать.
— Не надо. Обойдусь.
— Я же предупреждал, что тормоза плохие.
— Да обошлось все! И хватит, — сказала Маша. — Лучше помоги нам отыскать тут одну старушку.
Я стоял возле Маши, и мне не составило труда незаметно ущипнуть ее за локоть. Она поморщилась, но поняла, поскольку я еще и выразительно повращал глазами.
— Какую старушку? — охотно поинтересовался Яков.
— Так. Проехали, — ответила она.
— Это последствия аварии, — пояснил я. — Ей сейчас все какие-то старушки мерещатся. Посттравматический синдром. Мы еще тут погуляем немного, а потом я отвезу ее в Склиф.