Но он ошибся. Я не наивная курица, которая позволит просто себя растоптать. И не брошусь в его объятия только потому, что он изволил извлечь из себя несколько слов вроде "прости".

— Просто роди этого ребенка, — Олег смотрел мне в глаза с такой надеждой, словно в моих руках была вся его жизнь. — А дальше всё будет так, как ты захочешь.

— Даже если я захочу уйти? — выдохнула ему прямо в губы.

Олег не ответил. Он наклонился ниже, целуя меня и, очевидно, дожидаясь какой — то взаимности. Что ж. На поцелуй я была согласна, но не больше.

Спустя секунду я уже отстранилась от него и, позволяя себя обнимать, тихо произнесла:

— Мягко стелешь. Только я один раз уже ушиблась.

Олег застыл, и я почувствовала, как напряглись его руки.

— Даже если я рожу этого ребенка, — продолжила я ставшим вдруг ледяным голосом, — Ты его не увидишь.

И с силой ударила Олега коленом в пах.

Он едва пополам не согнулся от неожиданной боли, но во мне, вероятно, не осталось места для жалости. Я оттолкнула прочь от себя его руки и, пользуясь несколькими секундами, пока Олег был особенно растерян, бросилась к выходу из комнаты.

Ключ от моей спальни всегда лежал у меня на тумбочке. Олег и вправду ничего не менял в этой комнате, и я не ошиблась: мое спасение было на месте. Холод металла, к которому не прикасались более чем полтора месяца, обжег ладонь, и я невольно вздрогнула. Было трудно заставить себя собраться, но я знала: должна действовать быстро.

Я захлопнула дверь прямо перед носом у Олега и провернула ключ в замочной скважине, наслаждаясь тихим щелчком.

Я понимала, что где-то в комнате наверняка есть ещё один ключ. Или, если ему не захочется искать, всегда можно просто выбить дверь или вызвать кого-нибудь. Но мыслить рационально мне не хотелось, просто поставить такую жирную точку в наших недоотношениях…

И если после этой точки он вздумает за мною прийти, тогда уже и поговорим о том, что будет дальше. А пока я не намерена оборачиваться назад. Спасибо, с меня довольно, настрадалась уже вдоволь.

Я спешно сбежала вниз по ступенькам и выскочила на улицу. Закрывать входную дверь на ключ не стала, прекрасно зная, что это будет довольно слабой преградой для Олега. Зато я залезла в автомобиль, забирая свою сумку, и на минут пять остановилась возле ворот, раздумывая, как их открыть, пока наконец-то не нашла нужную кнопку.

Снаружи дышалось как-то иначе. На меня как будто перестала давить ужасающая атмосфера некогда семейного дома, и я уверенно зашагала вперед. Можно было вызвать такси, но я как-то автоматом набрала номер Алекса и тут же сбила, вспомнив о том, что он вообще-то ничего мне не должен. Это я ему должна.

Скоро будет настолько, что по жизни не рассчитаюсь.

Я вздохнула и ускорила шаг. От гнева даже голова кружиться перестала и отступила тошнота, я как будто почувствовала себя свободной. Если честно, единственным желанием, которое у меня осталось, было вернуться и ударить ещё раз. Или хотя бы дать пощечину. Я никогда прежде не была кровожадной, но это горьковатое, странное ощущение удовольствия от содеянного не отпускало меня.

Я как будто наконец-то отомстила.

На самом деле, это могло означать только одно: он мне не безразличен. Если б я плевать хотела на Олега, то сейчас не возвращалась бы к нему в мыслях. И, возможно, принимала бы более взвешенные решения. Потребовала бы от него денег или.

Да гори он в аду вместе со своими деньгами.

Я остановилась, держа руку на животе, и прислушалась к своим ощущениям. На глаза опять набегали слезы, но я с уверенностью их сморгнула. Нечего плакать. Я ушла из своего прошлого и теперь должна идти только вперед.

— Я сильная, — прошептала я. — Справлюсь. Мама же как-то меня воспитала, правда? И я тебя воспитаю. Без чужого вмешательства.

Теперь мысль об аборте казалась кощунственной. Я была благодарна Олегу, что он выдернул меня из той очереди, не позволил совершить глупость, но больше ни в какой другой его помощи я не нуждалась. Пусть горит вместе со своим домом и со своей Викой синим пламенем, даже если у них ничего потом не было. Мне теперь всё равно. Я просто не хочу об этом знать.

Я зажмурилась, пытаясь собраться с силами. Было трудно дышать, наверное, из — за жары, и я не могла идти быстро, хотя, если честно, хотела поскорее убежать.

— Хэй, Стаська! — раздалось сзади. — Давно тебя не видел! Чего это ты тут здесь?

Я оглянулась и едва сдержалась, чтобы не броситься прочь.

Антон Гальский, соседушка, с которым я и в свои годы подчинения папеньке не особенно общалась, всегда считал себя неотразимым. По его авторитетному мнению, я должна была осчастливить его постель и его тусовку своим появлением ещё года полтора назад.

Увы. Я как сейчас, так и тогда терпеть не могла блондинов с молочной кашей вместо мозга.

— "Тут здесь"? — язвительно уточнила я. — Антон, ты давно открывал толковый словарик и смотрел значения этих слов? Если да, то пойди сверься ещё раз.

— Полтора месяца ни слуху, ни духу. Какой-то мужик поселился, один, охраны нет, даже баб не водит, — присвистнул Антон. — Только мачеха твоя…

— Посещала? — я почувствовала, что невольно напрягаюсь.

— Ну, она пыталась.

— В каком смысле — пыталась?

Антон закатил глаза. У нас с ним если и было что-то общее, так это мнение о Викки. И он, и я считали её глупой, заносчивой бабой, которой точно не место в приличном обществе.

— Да приходила пару раз, — протянул Гальский. — В ворота стучалась. Пыталась пробраться.

— И он что?

Мне не должно быть интересно. Мне не должно быть интересно. Мне плевать на этого мужчину и на всё, что с ним связано, и я не хочу даже знать, как ему там живется.

— А сама-то как думаешь? — ухмыльнулся Антон.

Я никак не думала. Я хотела узнать ответ, и мне было наплевать, что там Антон после этих расспросов обо мне подумает. Нам с ним детей точно не крестить, я даже не общалась бы с этим человеком, если б он не знал сейчас то, что мне интересно.

— Даже не открыл, — пожал плечами Антон. — Хотя окна светились, значит, был дома. Она повыла-повыла да ушла. Но я не понимаю, на что эта кошелка рассчитывала, она же не красивая даже! Ладно твой папик, ему уже хрен знает сколько лет, а это вроде молодой мужик.

— Да, — кивнула я, чувствуя, как учащается вновь сердцебиение. — Молодой.

Мне надо отсюда уйти. Но не просить же Антона о помощи.

Зазвонил мобильный телефон, но я, убедившись, что звонит не мама, просто сбила вызов. Ни с кем говорить сейчас не хотелось, да и единственное, о чем я всерьез могла мечтать — это об одиночестве. Тишине. Спокойствии. О том, что мне сейчас точно никто не предоставит.