— Нету, отдали! Клянусь, отдали!!!

— Когда?!

— Ч-ч-час назад…

Давиде закрыл глаза. Они опоздали. Гаусс обыскивал комнату, обследовал холодильник и стол, но вампир знал, что они опоздали. Всё было напрасно. Оставалось молиться, чтобы они хотя бы смогли уйти.

Сыворотка, естественно, не нашлась.

Дав свистнул, и Гаусс попятился обратно. Коридор, предбанник, лестница. Вдруг взгляд зацепился за странную вещь. Вещь тут лишнюю.

Поддев носком кричащую аптечку с крестом и пиктограммой автомобиля, Дав подтянул её к себе. Человек, возле которого она лежала, не носил форму. Распотрошив прямоугольную сумку, Давиде прощупал содержимое. Пластыри, ножницы, силиконовые патчи… Фиксатор при переломе руки. Давиде вскрыл упаковку с фиксатором и помимо бандажа увидел запаянные пакетики, наполненные прозрачной жидкостью.

Человеческая сука их обманула! Если бы не тайминг, Дав бы отомстил.

Засунув упаковку за пояс, он дал отмашку Гауссу, и тот, сперва проверив путь до выхода из сарайчика, позвал Давиде наверх. Потом бросил наружу гранату.

Наверху их ждали, но не предполагали взрыва. Пользуясь замешательством людей Дрейка, взвалив Гаусса на себя, Давиде добежал до спрятанной машины и проверил время: он отсутствовал менее часа, они действовали на пределе возможностей.

За минуты он привёл себя в божеский вид, даже подвёл глаза, и отправил Гаусса с сывороткой в город. Нэнс пока не доложилась.

Даву же ещё предстояло достойно убраться.

Из-за взрыва народ вывалил из «Пса», но не весь. Возможно, пыл охладил дождь, обещающий перерасти в ливень. Дав вызвал нужного мальчика за территорию, забрал цацки и выпил у него крови из локтевого сгиба. Вдали кричали, веяло пожаром. Кьяра набрала патрона уже раз сто.

Он чертыхнулся, понимая, что безнадёжно промок и уже не проведёт тюремщиков, но продолжил следовать сценарию. Пред очи охранников он явился на парковке, свежий и с подтёками вокруг губ, недовольно опираясь на закрытую машину. Симоне и Кьяра смотрели сердито и встревоженно. Лука, судя по незастёгнутой ширинке, спустился с третьего этажа и опасливо озирался, предвкушая трёпку.

— Поехали, — сказал Давиде. — Кажется, у меня развивается аллергия на взрывы. А где Нэнси?

Компания переглянулась.

— Понятно… Эти её прогулки… Кто-нибудь в курсе, что произошло?

— В лесу громыхнуло, — пожал плечами Симоне. Кьяра перебила:

— Явно теракт. Ты прав, надо сваливать, вдруг это лишь начало?

— Сейчас, только отыщем Нэнс…

Он нетерпеливо послушал гудки. Однако Нэнси так и не нашлась, и они уехали. И Дав снова написал Гауссу: «Как она?»

***

Ада с трудом разлепила веки. В голове звенел колокол, и звон складывался в слова:

«Отрадно спать — отрадней камнем быть.

О, в этот век — преступный и постыдный —

Не жить, не чувствовать — удел завидный…

Прошу: молчи — не смей меня будить»*.

В университете они учили языки по корпусам текстов, многое зазубривая наизусть. И порой Ада чувствовала себя Шариковым, когда у неё в произвольный момент вдруг размораживался нейрон, хранящий псалом или стихотворение. После знакомства с Гвидиче размораживались, в основном, варианты итальянского.

«И зачем? — подумала она. — Зачем столько знать, прикладывать столько усилий, если потом сдыхаешь, как собака, и не остаётся ни нормальных дел, ни плохонькой научной статьи?»

Да, отсутствие научных статей всерьёз её занимало.

Дом сотрясала гроза. По стенам колотил дождь, ветер выламывал доски с окон, по улицам текли ручьи. Аде хотелось покинуть душный особняк, выйти наружу и соприкоснуться с потоком воды. Но пока главной миссией было добраться до ванной.

Ей повредили почки, теперь это стало данностью. Поход в туалет превращался в пытку, тело пожирала интоксикация. Мозг работал с трудом, и именно поэтому она всё ещё находилась здесь.

Часть Ады понимала: сейчас любой мог сдать её Ножу или иному влиятельному вампиру. Гвидиче — чтобы заручиться поддержкой сильного союзника, Мэдс — из ненависти к байхантам. Спайсы за крупную сумму… Байхант-полукровка, дочь Марии Лисач, была великолепным подарком. Если испанцы барыжат сывороткой, они бы даже вылечили её. И если бы не постоянная лихорадка, если бы не уничтоженное здоровье, она бы сбежала отсюда.

Однако Давиде не спешил её разменивать.

Сразу после того, как её устроили в этом странном доме, он передал ей новый мобильник, и Ада связалась с Лином. Не вдаваясь в подробности, обрисовала ситуацию с «Псом» и конкистадорами. У друга на том конце случилась истерика, он обещал помочь… и пропал. Аду в её отравленном забытьи это даже не обеспокоило. Температура занятным образом влияла на неё. Явь оборачивалась сном, сон явью, и сны взбалтывали сознание. Установки, убеждения и эмоции смешивались, переплавляясь, и принимали новые формы. Не единожды, а снова и снова по кругу. В каждое пробуждение Ада вступала немного иным человеком.

Проглотив горсть таблеток, она прижалась к подушке, ожидая облегчения. После засады в «Цепном псе» она потеряла способность входить в боёвку из-за истощения, и даже не могла подстегнуть регенерацию.

«Вот поэтому байханты — расходники. Выложиться и помереть на поле боя — наша судьба. А не «языки, информационная война, сражаемся интеллектом»! Тоже мне…»

Ада посмотрела на часы и забеспокоилась. Ежедневно Гэри навещал её в одиннадцать, но стрелки показывали почти полночь, а Гэри не приходил. Что-то произошло? Он в беде? Её бросили?

Полусев на кровати, она заставила себя выпить сладко-солёный изотоник. Казалось забавным, что до неё постелью пользовались по-другому: спальню обустраивали для съёмок. В комоде Ада нашла штатив, фотоаппарат и кучу взрослых игрушек. Похоже, жившая тут вампирша зарабатывала на «Онлифанс», и, наверное, это было лучше, чем нелегальная охота или служба какому-нибудь Дрейку. А теперь на её чёрных простынях умирала байхантка, которую лишь этот дом и оказался готов приютить.

Ада умылась и спустилась на кухню. Съела ложку холодного консервированного супа. Задремала на диване, слушая звуки дождя.

Гэри появился около двух, воняя кровью и гарью.

— Что слу…

— Потом!

— С Гвиди…

— Потом, Ада!

Набрав некий препарат из пухлых прозрачных подушечек, сверяясь с инструкциями в смартфоне, Гэри