Давайте ко мне зайдем, я вас перевяжу, а там решим! Что скажете? В больницу сейчас точно не попадете.

Шаров посмотрел в ее распахнутые зеленые глаза, полные какого-то внутреннего огня и энергии. Откуда в ней столько сил? Целый день копать тяжелую влажную землю, наверняка без обеда и горячего чая… — подумал он.

В нем боролись два противоположных желания: одно буквально раздирало его — скакнуть прямо через головы спящих людей с мчащегося грузовика и ринуться назад, пока он еще совсем не заплутал, — к дому, где затаился его отряд. Вытащить их и марш-броском вернуться к озеру, откуда все и началось. Возможно, каким-то образом у них получится отыграть назад и забыть воскресенье и «Зарницу» как страшный сон.

Было и другое желание, хотя Илья не знал, как с ним поступить. Разве мог он признать, что эта зеленоглазая красавица, наверняка комсомолка и член трудфронта, завладела его умом и сердцем и ради нее, он готов отказаться от первого желания — то есть, по сути, — бросить ребят.

«Нет, — сказал он себе твердо. — Я их конечно же, не бросаю. Как только я выясню точно, что и как, сразу же вернусь. Возможно, удасться найти какую-нибудь машину и придумать план, как действовать дальше. А еще хорошо бы раздобыть еды».

Никогда ранее он не слышал, чтобы кто-нибудь попадал в подобные передряги — ни в книгах, ни даже в фантастических рассказах и романах, которые он с удовольствием почитывал в библиотеке спортклуба.

Может быть, ученые могли бы ответить на этот вопрос — что им делать в таком случае? Однако, он прекрасно понимал, что ими заинтересуется разведка и контрразведка, допросы с утра до вечера, допрашивать будут и ребят, и девчат, а с учетом военного времени — спрос будет жесткий. И вряд ли кто-то поверит в их байки о «Зарнице», взрыве у озера и прочим приключениям. Не то время. Чем все может закончиться он смутно догадывался и даже не хотел думать об этом.

Значит, должен быть какой-то другой выход.

— Что вы сказали? — девушка снова выдернула его из размышлений.

— Мне… очень неловко, но, пожалуй, вы правы. До «Птичника» в такой состоянии я сейчас не дойду.

— Конечно не дойдете, метро сегодня вообще не работает, а трамваи… уже все. Значит договорились?

— Ага, — Шаров наконец уловил знакомые очертания за бортом, но все равно пока не мог понять, где они находятся, пока девушка снова не наклонилась и глянула на местность.

— Ну вот и наша конечная. Киевский вокзал.

Полуторка пронеслась еще несколько десятков метров и резко затормозила. Народ как по команде начал просыпаться и прыгать в ночь — никто не прощался и не жал руки, как это обычно происходило после поездок на картошку или подобные мероприятия. Люди просто растворялись в темноте.

Они остались в кузове одни — девушка резво соскочила на асфальт и протянула ему руки.

— Давайте помогу!

Стоящий рядом шофер без слов подхватил Илью словно грудного ребенка и помог ему спуститься.

— А здорово вы тогда Алексеенко обогнали на три тысячи! — он хитро подмигнул Шарову. — Я ведь вас узнал, вы же сам Андрей Емельянов! Номер один!

Шаров хотел было сказать, что нет, никакой он не Емельянов, но успел вовремя спохватиться и поймать огромную лапищу водителя полуторки.

— Ну бывайте! Завтра меня уже не будет, ухожу на фронт, — объявил он. — А вы выздоравливайте! — он кивнул на ногу. — Такие бегуны как вы — у нас на вес золота!

Оставив Шарова стоять с открытым ртом, он обернулся, кивнул девушке и залез в свою кабину.

Через минуту полуторка скрылась из виду.

Вокруг было темно и если бы не знаменитые часы на башне с правой стороны, в которые Шаров уперся взглядом, можно было подумать, что это вовсе не Москва, а какой-то провинциальный городок.

Но это были именно те самые часы и тот самый Киевский вокзал, и черт возьми — он словно попал в старое кино, причем в кино настоящее — он понял это, когда какой-то мужик с тяжеленной поклажей на плечах случайно задел его во тьме и Илья чуть не упал на грязный, изъеденный клочьями вывернутой земли асфальт.

— Осторожнее! — звонко выкрикнула девушка. — Не видите, человек ранен!

Шаров вдруг подумал, что забыл, как ее зовут. Или она не говорила?

Часы на башне показывали 19:45.

Кажется, когда в толпе он увидел ту самую цыганку, тоже было 19:45.

Прошло всего ничего, но у него было стойкое ощущение, что с момента, как он выбежал из избы на опушке леса, прошли сутки или двое.

Со всех сторон площади в разных направлениях двигались вереницы военных, патрули с повязками и винтовками за плечами, группы мужчин в гражданском, по деловитому виду которых можно было догадаться, что спешат они явно не в кино.

Шаров беспомощно оглянулся.

Площадь перед вокзалом была смутно ему знакома, но ее словно отмотали назад, сдули блеск и глянец, сорвали мирный покров и когда он снова посмотрел на башню с часами, чтобы хоть за что-то зацепиться в качестве отправной точки, то ужаснулся — над ней, словно жуткая химера нависла гигантская овальная тень.

И тень эта плыла по направлению к ним.

Он покачнулся.

— Андрей, вам плохо? — девушка бросилась к нему и подхватила его под локоть.

Он покачал головой и взглядом показал в мрачное небо.

— Я тоже их боюсь… — призналась она. — Хотя уже и привыкла. Эти аэростаты выглядят как огромные хищные птицы с жирным брюхом. Особенно ночью. Зато немец боится их еще сильнее! — хохотнула она и вывела его из оцепенения.

— Аэростаты?

— Ну да… — она внимательно посмотрела на него. — Вы так побледнели, будто бы впервые их увидели…

— Я… забыл, как вас зовут.

Девушка снова улыбнулась.

— А я вам и не говорила. Вряд ли вы запомнили меня на трибуне стадиона имени Сталина. Там было слишком много народа! Я Света. Светлана Карташова. Теперь будем знакомы. — Она помедлила, то ли удивленная его реакций на аэростат заграждения, то ли раздумывая, не откажется ли он от своих первоначальных намерений пойти с ней. — Я живу недалеко от площади Восстания, тут совсем рядом.

— Света… — сказал он и увидел испуг на ее лице. — Конечно… если недалеко, идемте. — Теперь он боялся, что какой-нибудь патруль остановит