к ней представляют собой гремучую смесь любви и ненависти, ибо всего через несколько страниц он пишет: «Я помню – я весь дрожал. Вот – ее схватить – и уж не помню что. Надо было что-нибудь – все равно что – сделать» [158][62].

После свидания, когда 1-330 дразнит его за то, что он порвал ее платье и пытался овладеть ею, Д-503 пишет: «Мне было ясно одно: я ненавижу ее, ненавижу, ненавижу!» [176]. Его желания балансируют на грани изнасилования. О новых страстях Д-503, возможно, неловко читать, но они помогают ему заново открыть первобытные аспекты своей человеческой природы и сделать возможной его психологическую интеграцию: ведь, почувствовав однажды сексуальную ревность, он больше не может отрицать ее силу.

4. Цивилизация как стерилизация: деторождение

Эволюционная психология объясняет, что наше сексуальное поведение обусловлено репродуктивными потребностями. Из этого следует, что девиантная сексуальная политика Единого Государства влечет за собой еще более отталкивающие модели рождения и воспитания детей. Этой теме не уделяется такого пристального внимания, как сексу, отчасти из-за того, что инстинкты Д-503 восстановились не полностью. Но имеется достаточно фактов и намеков, в очередной раз говорящих об угрозе дегуманизации. Прежде всего на это указывают Материнская и Отцовская Нормы, установленные Государством. Д-503 не сообщает, пользуются ли граждане, соответствующие этим стандартам, лишь строго ограниченной репродуктивной свободой, определяет ли Государство время и частоту половых отношений и назначает ли партнера исходя из «научных» принципов. Все это вполне вероятно, судя по насмешливому определению Д-503 наших обычных способов спаривания: «Совершенно ненаучно, как звери» [148]. Вслед за Государством Д-503 приравнивает деторождение к садоводству, птицеводству и рыбоводству; понятие «детоводство» подразумевает, что дети должны быть приравнены к продукции и домашнему скоту [148].

В этом можно усмотреть влияние Г. Уэллса, отмечавшего, что нелепо заниматься животноводством и при этом никак не контролировать деторождение (см. [Collins 1966а: 355]). Но все может стать еще хуже. Жесткие границы города, рассчитанного на неизменное число жителей – десять миллионов, – предполагают контроль численности населения. В самом деле, куда подевались все остальные люди? Исторические факты, излагаемые Д-503, таковы: жители города и люди, обитающие за Стеной, – потомки 20 % населения земного шара, уцелевших после Великой Двухсотлетней Войны. Вымирает ли человеческий род и вносит ли Единое Государство свой вклад в сокращение численности населения? Недаром Д-503 говорит: «…очищенное от тысячелетней грязи – каким сияющим стало лицо земли» [152].

Регулирование деторождения фигурирует во многих утопических произведениях. В «Городе Солнца» Кампанеллы (1623) юношам разрешается сочетаться с беременными или бесплодными женщинами – такие сексуальные игры заведомо не ведут к деторождению. По достижении предписанного возраста мужчины и женщины обнаженными занимаются гимнастикой на глазах у судей, которые соединяют их в пары и допускают к половым сношениям каждую третью ночь. Детей от таких союзов до двух лет кормят грудью, а потом передают на воспитание государству. В романе Бёрджесса «Семя желания» правительство, в духе китайской политики «одна семья – один ребенок», неохотно позволяет парам родить одного ребенка; ограничение не снимается, даже если младенец умрет. Но все равно это лучше, чем у Хаксли, где благодаря современным противозачаточным средствам все половые сношения непродуктивны: функция размножения предоставлена инкубаториям, фабрикам по производству детей.

Такая репродуктивная политика не только ущемляет наше естественное право иметь детей, но и лишает права на деторождение тех, кто не соответствует нормам. Так, 0-90 слишком мала ростом для материнских стандартов Единого Государства. Вспомним, что Д-503 ни разу и словом не обмолвился о том, что кто-то является законным родителем. Это отвратительное преувеличение роли цивилизации как инструмента, регулирующего поведение, равносильно фактической стерилизации. Мы должны иметь в виду, что, если где-то и делались попытки ввести принудительную стерилизацию, это оказывалась крайне сомнительной мерой – так же, впрочем, как и любые предложения по ограничению рождаемости. Протесты и/или попытки обойти такие законы неизбежны, и этим подтверждается наше понимание воспроизводства как естественного права. В таком случае у тех, кому в этом праве отказано, возникает стихийное желание выступить против любой политики, лишающей их гены будущего, поскольку таким образом они лишаются своей прямой эволюционной цели. Конечно, все не так просто: некоторые не желают заводить детей, иные готовы пожертвовать собой. Намеренное безбрачие находит свое объяснение в эволюционной психологии: хотя гены бездетных людей не передаются напрямую следующему поколению, их поведение может способствовать репродуктивному благополучию родственников, с которыми у них есть общие гены, – причем в такой степени, что это с лихвой компенсирует потерю их собственных репродуктивных возможностей. Несмотря на то что эта гипотеза требует дальнейшей проверки, она дает обоснование, а следовательно, и значительную мотивацию для альтруизма. Альтруистическое поведение, как и все генетически обусловленные действия, если не полностью, то по крайней мере отчасти диктуется подсознанием; при этом оно может стимулироваться сознательно; например наличием племянников и племянниц, двоюродных братьев и сестер. Таким образом, в Едином Государстве, граждане которого не знают, кто их родственники, мы могли бы ожидать по крайней мере ослабления склонности к самопожертвованию в форме отказа от деторождения.

Единое Государство контролирует появление потомства, сочетая бюрократию с наукой. Планирование сексуальных дней в соответствии с лабораторными тестами, по-видимому, представляет собой высокоэффективную версию календарного метода, так как Д-503 не упоминает о других видах контрацепции, равно как и о незапланированных беременностях в результате законных сексуальных контактов. Примечательно, что 0-90 впервые беременеет, когда занимается любовью без собственного розового талона, то есть не по своему графику, – такое репродуктивное диссидентство карается смертной казнью. О принудительных абортах речи не идет.

Неконтролируемую силу наших репродуктивных инстинктов демонстрирует в первую очередь стремление 0-90 завести ребенка. Она, по-видимому, уже не раз обсуждала это свое желание с Д-503, и ей в голову не приходит сублимировать свои чувства, помогая воспитывать чужих детей, хотя она явно неравнодушна к младенцам [151]. Она уверяет, что, пусть даже ее казнят, ей будет достаточно уже того, что она выносит и родит ребенка. Как полагает Д. П. Бараш, такое материнское самопожертвование особенно свойственно женщине, если она не надеется родить более чем одного ребенка, – наблюдение, соответствующее прогнозам эволюционной теории [Barash 1977:295]. Позже, когда 0-90 уже заметно беременна, она говорит, как она счастлива оттого, что «полна… вровень с краями» [252]. При этом она не единственная мать-диссидентка, защищающая свои репродуктивные права. 1-330 говорит о других женщинах, которые ускользнули из города, забеременели от первобытных мужчин из-за Стены и родили детей в Едином Государстве [247]. Она предполагает, что именно поэтому у Д-503 «лохматые» руки.

Рудиментарный родительский инстинкт можно наблюдать и у