— Интересно, что она себе думает? — пробормотал за спиной Осокин. — И почему все-таки ничего не сказала тебе раньше?

Павел не ответил. Только мотнул головой, давая понять Олегу, чтобы он остался в вестибюле. Быстро прошел через зал, отстранив рукой попавшегося на пути официанта. Отодвинул стул напротив, сел. Заглянул Анне в глаза. Она молчала, и только губы едва заметно подрагивали.

Он чувствовал, как гулко и часто колотится его сердце, и досадовал на то, что ничего не может прочесть в ее глазах.

Кто она? Расчетливая авантюристка, вместе с бандитами придумавшая историю про неизвестную дочь? Или на самом деле мать его ребенка, по собственной глупости втянутая в историю, пахнущую большими деньгами и кровью? Да, она, без сомнения, повторит сейчас слова своей подруги, но будет ли это правдой?

— Выпьешь чего-нибудь? — негромко спросил Павел, кивнув на графинчик водки и бутылку вина, стоящие на столе. Анна вздрогнула и словно очнулась:

— Я… Мне… Я должна тебе сказать…

— Скажи, раз должна, — спокойно кивнул он. — Скажи. Я слушаю.

— Ты можешь мне не поверить.

— Нет-нет, я поверю. Я вообще наивный человек и очень многому верю. Говори.

— Не надо так.

— Да говори уже. — Нестеров откинулся на спинку стула.

— Наташа, — забормотала она, низко опустив голову. — Моя дочь Наташа… В общем, она…

«Все, — мысленно отметил он. — Все… Сейчас закончится. Для меня закончится. Нет больше прежней Анны. Да, может, никогда и не было? Кто знает, когда началась эта игра?»

— Наташа — не твоя дочь! — неожиданно выкрикнула она, прижав ладони к вискам. Бледное ее лицо покрылось красными пятнами. — Не твоя! Ты слышишь? Ты не имеешь к ней ни малейшего отношения. Это ребенок моего мужа. А тебя я никогда не любила! Меня попросили сыграть в любовь — я сыграла. Мне пообещали деньги. Большие деньги! Столько, что хватило бы и на квартиру в Москве, и на машину, и на безбедную жизнь. Ну что ты смотришь, а?! Что ты так на меня смотришь? Да, мне надоело жить в несчастном Шацке. Я хотела красивые вещи, золото, деньги. Что в этом плохого? Кто может меня за это осудить? Ты не нужен мне, слышишь? И никогда не был нужен!

У нее перехватило дыхание. Но Анна быстро взяла себя в руки, заговорила сдержанно:

— Я и не вспомнила бы никогда о той ночи, если бы мне не пришли и не напомнили. Надо же! «Наташа — твоя дочь!» И ты поверил?! Скажи, ты в самом деле в это поверил?

Надолго ее не хватило, и она снова сорвалась на крик, нервно кривя губы и привлекая внимание посетителей ресторана. Павел уже перехватил ее руку и прижал к столу.

— Аня! — В голосе его не осталось ни тени прежней холодности. — Аня! Что происходит? Я не верю тебе. Сейчас! Сейчас не верю! Аня! Аня моя!

Он на самом деле уже ничего не понимал, потому что ожидал от нее чего угодно, но только не этого. Не того, что она позволит ему вот так запросто «спрыгнуть с крючка»: а что? чем его теперь можно подцепить? К девочке он якобы не имеет ни малейшего отношения. Некогда любимая женщина бросила прямо в лицо: «Я не любила тебя никогда. Я согласилась на все ради денег».

— Подожди, — он погладил узенькую, вздрагивающую кисть, пытаясь успокоить Анну.

Она тут же выдернула руку и горячо, сбивчиво зашептала:

— Уходи! Я прошу тебя: немедленно уходи! Я, конечно, тварь последняя, но поверь мне хотя бы на этот раз!

И тут в зал влетел Осокин. Лицо его было перекошено, галстук сбился на бок.

— Паша, эта сука нас подставила! — заорал он, с яростью глядя на Анну. — На улице бандюки. Наших ребят уже повязали! Она заманила нас в ловушку! Бежим! Скорее!

— Нет! — Она замотала головой. — Павел, не слушай его! Пожалуйста, не слушай! Он с ними! С ними заодно! Где-то здесь подслушивающее устройство: он просто слышал весь наш разговор!

— Молчать, сука! — Олег резко схватил ее за плечо, развернул к себе.

Но, взглянув на Нестерова, опустил руку. Чуть понизил голос.

— Ладно, Паша, сейчас в самом деле не время. С ней разберемся потом. Сейчас — давай на кухню! Бегом. Выйдем черным ходом.

— Только не на кухню! Ну, пожалуйста! Поверь мне, пожалуйста! — Анна уже почти плакала. — Меня провели сюда через кухню. Там их люди. Они вооружены. Пожалуйста, поверь мне!

Нестеров, переводящий взгляд с Осокина на Анну, просто не успел ничего сообразить. Олег, подтолкнув его в спину, сам резко рванул в сторону кухни. Анна же упала обратно на стул и закрыла лицо ладонями. Ничего не понимающий Павел замер на секунду, потом ринулся вслед за Осокиным. Она отняла руки от лица в последней надежде его остановить. И успела увидеть только двух парней в спортивных костюмах, заломивших Павлу руки и потащивших его в подсобку ресторана.

Словно во сне Анна встала. Медленно дошла до дверей зала и вышла сначала в вестибюль, а потом на улицу. Никто ее не остановил.

Минут через десять из ресторана выскочил Поршень. Осмотрелся вокруг.

— Слышь! — крикнул он кому-то, оставшемуся в холле. — Нету ее здесь. Упилила куда-то, зараза. Ну и хрен с ней. Пусть побродит. Куда она денется? Некуда ей деться. Пусть пока посидит под кустами, если ей это в кайф.

Анна шла пешком, потому что в карманах у нее не было ни копейки.

Серое шелковое платье трепалось на ветру. Нитка жемчуга разорвалась еще тогда, когда она, запнувшись о корень, упала лицом на землю. Перламутровые бусинки остались во влажной траве. Она не стала их собирать.

Небо угрожающе темнело. Надвигался сильный дождь. Прохожие кутались в плащи и кофты, торопились спуститься в метро или впрыгнуть в автобусы. И только она шла, глядя прямо перед собой и ничего не видя. Сердце сжималось тоскливо и больно: «Наташа… Павел… Павел… Наташа».

Хотела спасти обоих, а получилось так, что предала и того, и другого. Хотела развязать руки Павлу, но добилась только того, что тот попал к бандитам. Все правильно. Все логично и страшно. Если на Нестерова нельзя воздействовать «дипломатическими» методами, его следует ликвидировать.

Навстречу прошла женщина с девочкой в прозрачном дождевике. На дождевике были нарисованы яркие Микки-Маусы. Смешной зонтик с такими же Микки-Маусами девчушка сжимала в руке. Пухлые щечки, розовые губки, ножки в белых носочках и легких ботиночках.

Анна на минуту остановилась, словно наткнулась на невидимую стену. Какая-то старушка заботливо потрогала ее за плечо:

— Вам плохо?

— Что? Нет, все нормально. — Она рассеянно отвела от лица невидимую прядь и снова пошла вперед, пошатываясь на высоких тонких каблуках.

Что же будет с Наташей? Одна надежда на то, что девочка им больше не нужна. Нет смысла ее убивать и «вешать» на себя труп ребенка. Только бы ей помогли! Только бы дали лекарства, а не бросили в подвале, как никому не нужного котенка.