Расчет экипажей «скорой» и «аварийки» был тот же: по сигналу о том, что президентский автомобиль выехал из Кремля, рвануться к Госдуме. Не дать ни полиции, ни бесчисленным топтунам время сообразить, что-то предпринять. Отрезать президента от въезда в Думу, но и не дать никуда свернуть. И закончить едва ли не самое трудное дело, которое выпадало заезжим «ремонтникам». Дела, после которого можно или до конца дней жить, не работая, или просто — не жить.

* * *

— Кирилл Александрович, вы знаете, что президент направляется в Госдуму?

Кирилл Степанов на миг подумал: «Ага, новый статус, и уже „вы“ от вчерашних равных коллег». Но мигом забыл эту мелочь. Сейчас главное другое. Прокрутить в голове положенную программу действий.

Визит — незапланированный и внезапный. Значит, комплекс мер по сокращенной программе, утвержденной еще отставным Батяней с ФСО. Но Госдума — объект категории А, объект постоянных визитов. Значит, без двух снайперов на высоте и оперативной минной проверки не обойтись. И распорядиться должен именно он!

Степанов так и делал. Распоряжался на бегу. Про себя, впервые в жизни, материл Столбова: «Забыл! Забыл о мероприятии, не сказал. А нам, всегда и во всем виноватой охране, старайся, гарантируй, сохраняй».

Еще не выбежав во внутренний двор, узнал: снайперы отбыли к объекту и группа резерва туда же. Чуть задерживается разминирование.

Столбов уже стоял возле машины. Степанов видел его утром: бодрый, невозмутимый, но с незаметным внутренним надломом. Сейчас же был весел не на показ.

— Шериф, даешь добро? — улыбнулся он.

— Сейчас, только пройдет минная проверка.

Столбову, в мыслях уже вышедшему из Думы и мчавшемуся к Татьяне, показалось, будто его ухватил за руку уличный попрошайка.

— Какая к чертям проверка? Там чисто!

— Нельзя, Михаил Викторович, по регламенту не положено, — краснея, чуть ли не заикаясь, сказал Степанов. Столбов отмахнулся от него, как от мухи, шагнул к машине.

Степанов действовал, как четыре дня назад, в перестрелке на ВДНХ. Одним прыжком очутился возле президентского шофера.

— Охрана запрещает выезд, — отчетливо произнес он.

— Поехали! — рявкнул Столбов.

— Охрана запрещает выезд! — отчеканил Степанов, и шофер отдернул руки от приборной доски, будто боясь нечаянно стартовать.

— Мать вашу! — рявкнул Столбов, выскакивая из машины. И тут появилась группа минной проверки.

Решение Степанова было мгновенным. Он приказал минерам сесть в президентский автомобиль и рвануть к Госдуме.

— Михаил Викторович, — спокойно сказал он, — вы выедете через пять минут, когда подойдет резервное авто.

— Ну ты… ну ты… — прорычал Столбов, все же сдерживая какие-то слова, а может, и действия. Степанов стоял рядом, скрестив руки на груди, готовый, в том числе, и к апперкоту. Об этом явно думал и Столбов, он даже сунул руки в карман.

Подошло резервное авто.

— Гони! — заорал Столбов.

Гнали-гнали, обогнать не смогли. Еще с полпути, со стороны Думы послышались очереди и разрывы.

— Не меньше, чем «Фагот»! — крикнул один из охранников. — Поворачивать надо!

Стрельба у Госдумы продолжалась. К небесам тянулась струя дыма от сожженной техники.

* * *

От нечего делать Татьяна задремала. Проснулась, когда солнце уже садилось. Хотела включить компьютер, посмотреть новости. Но зачем? Что она может сделать?

Чувство вины медленно переросло в обиду.

И тут позвонил Столбов.

— Танюша, у меня все нормально, — сказал он.

— Мишенька, — ответила она, сама удивляясь степени стервозности своего голоса, — то, что у тебя все нормально, я видела по телеку, когда ты парил орлом на трибуне. Но уж если я помещена под домашний арест, как опальная царица, то, пожалуйста, перечисли мне мои права. Имею ли я права гулять по лесочкам, по базарам, выезжать на богомолье и когда царь-батюшка с меня опалу снять соизволит?

— Таня, ты что? — едва ли не крикнул Столбов. Наверное, так кричит утопленник, к которому подплыла спасательная шлюпка, и спасатель вдруг взмахнул веслом, чтобы ударить его по голове.

— Ничего, — ответила Татьяна, — хочу знать свои права.

— У тебя есть право пить, есть, гулять по лесочкам, ездить на богомолье. И одна обязанность — уйти на фиг из моей жизни! — взревел Столбов.

— Псих, — прошептала Татьяна. Отложила аппарат.

Рассеянно включила телевизор. Было прямое включение, оцепление у Госдумы. Что-то догорало, всюду прикрытые брезентом фигуры.

— Итак, мы продолжаем прямой репортаж с места неудачного покушения на президента России, — сказала репортер Аня Семечкина. — Предварительный итог: не менее десяти убитых, среди них — четверо боевиков. В Москве продолжаются поиски сбежавших террористов.

Таня оцепенело глядела на экран.

* * *

Кирилл Степанов и Александр Костылев сидели перед входом в кабинет Столбова. Заходить им было не велено. Впрочем, такой привилегии — сидеть рядом с кабинетом — больше не удостоился никто.

Столбов не отрывался от компьютера. На экране было новое письмо от Доброжелателя.

«… Так что инициатором вашего появления в Госдуме по сути является исключительно г-н Луцкий. Но время мог знать только г-н Афанасьев. Выводы делайте сами».

— Сделаю, — тихо сказал Столбов, держа в руке почти полный стакан. Потом процитировал Галича: «Ну что ж, говорю, отбой, говорю, пойду, говорю, в запой, говорю. Взял и запил».

Взял и запил.

Николай Чалин был нестандартным доном. Настоящий «дон» — бизнесмен из Донбасса — обязан неумеренно ненавидеть «оранжевых ю-щенков» и быть умеренным патриотом России. Чалин как раз к оранжевым был равнодушен, хотя в две тысячи четвертом году отдал на борьбу с Майданом столько, сколько просили. Жаль, корм был не в коня. Зато для прославления России делал больше, чем любой российский бизнесмен. Или даже больше, чем три российских бизнесмена вместе взятые.

А началось со школьной поездки в Севастополь. Их класс поселили на берегу Камышовой бухты, и Колька однажды нашел на пляже старинную медную пуговицу. Учитель-историк сказал, что это пуговица французского солдата, времен Крымской войны. Колька сохранил пуговицу, а на следующий год здесь же, в Севастополе, выменял на трехлезвийный перочинный ножик пулю от британской винтовки. Так родилась его коллекция.

Еще до окончания института Николай имел в ней с полсотни экспонатов, от пуговиц и гильз до подзорной трубы и русского гусарского мундира той эпохи. Такие экспонаты найти на берегу было невозможно; Чалин их приобретал. Его студенческая пора совпала с эпохой, когда финансовые знания можно было в любой час проверить на практике. Чалин проверял, да так удачно, что в год получения диплома мог бы сам открыть вуз и нанять профессоров.