где-то здесь бойцы обосновались, оставили вещи, проходят банные процедуры и кушают. Ибо «нуль» чуть дальше. И тут нас встречало сразу человек тридцать. Вальяжно подошёл к ним, в сопровождении спутника, а за спиной следом ехали и шли сопровождающие.

— Прямой эфир? — улыбнулся щербатый боец лет пятидесяти пяти жёсткой латинской внешности.

— Ага, — кивнул я.

— И нас сейчас хорошо видно? — стоящий рядом помоложе.

— Ага. Вон туда посмотри. На груди у моего бойца точка съёма. Улыбнись, помаши рукой и скажи: «Сиськи!»

— Шутить приехал? — ровно, без негатива, но и без улыбки уточнил первый, видимо, не комроты, но типа прапорщика — самый авторитетный не-офицер. Ибо судя по досье, офицером тут молодой неопытный парнишка из регулярных войск — сейчас кадровиков активно перекидывают на места комвзвода и выше, это общий тренд. А досье остальных мне смотреть было некогда.

— Неа. — Оглядел собравшихся. Они, кстати, все были с оружием, но и Сюзанна молчала, и вообще все вокруг. — Вы видели прямой эфир час назад?

— А есть на планете, кто его не видел? — воскликнул третий боец, с «Кайманом» на плече. Понторез, но прямой же эфир — сейчас можно. Все вокруг поддерживающе засмеялись.

— Тогда сразу к делу. У меня есть тело… Стопроцентно виновное в том, что мигранты получали свои паспорта и виды на жительство. Включая засланцев разведки Союза и Конфедерации. Это тело знало о том, что делает, и само недавно на камеру это признало. Убить его я не могу — я ж на всю страну сказал, что королева умывает руки, а я могу делать только то, что она одобряет. Но и судить его нет никакого желания. Мы их всех скопом «слили» тем, у кого погиб кто-то из родных во время погромов, чтоб не судить продажным судом.

— А мы чем можем помочь? — щербато улыбаясь, довольно оскалился первый.

— Отпустить его, чтобы кто-то помог собаке, тоже не могу. Сволочь слишком важная, много знает, и у неё много друзей. И я подумал… Ваши кореша уже вовсю отстреливают этих говнюков. Вон, один взвод прямо у здания управления тридцать два человека расстрелял — всех, кому мы обвинения предъявили. И пока ехали, в городе ещё три нападения произошли.

— Четыре! — раздался голос в ухе.

— Вот, меня только что поправили, четыре. Ваши кореша вовсю развлекаются, отстреливая уродов. А вы тут, на «нуле», обязаны дисциплину соблюдать — не оторваться, не уехать, не отомстить. Это разве справедливо?

— Несправедливо, — пришли к выводу бойцы, коротко посовещавшись и переглянувшись.

— Так от нас что хочешь? — Снова их главный. Торгуется. Чтоб я им что-то дал за утилизацию тела. А фиг тебе! Я тоже торговаться умею.

— У меня товар, нужный вам. Если хорошо предложите — отдам его вам, и делайте, что хотите, при условии, что он не должен умереть БЫСТРО!

Последнее слово выделил, и, оказалось, оно встретило бурю поддержки.

— Это точно, быстро не надо!

— Хрен ему, а не быстро!

— У меня внуки там были! Всех порешили!

— А у меня сын. Младший…

— Где эта сука?

— Ну так что? — Теперь оскалился я, давая понять, что договорились, они мне подходят.

— А что хочешь взамен? — по-деловому осведомился старший.

— Да мне много не надо. — Прикоснулся пальцами к щеке и поскрёб её. — Я скромный.

— Быстро к артиллеристам, тащи спирт! — отдал старший приказ одному из бойцов, кто помоложе.

— Сколько тащить? — сразу растерялся тот, испуганно поглядел на нас.

— Всё, что есть тащи! — пошутили из группы.

— Ты ещё здесь? — прикрикнул старший.

— Сей момент! Во второй у ребят есть, это ближе…

Через минуту мне в руки вручили обычную армейскую фляжку. Фляжку с таким ядрёным запахом этанолоа, что непроизвольно скривился.

— Вначале ты. За дружбу! — усмехнулся я, протягивая её старшему. И принял её назад, только когда он сделал большой глоток. Сделал, хапнул ртом воздух, закашлялся.

— Хороший спирт! Венерианское качество!

Я повёл носом над отверстием — да, баш нормальный такой. Суперский. Артиллеристы спиртом пушки протирают, там ректификат высокой степени очистки — чище медицинского. Наверное, не траванусь.

— Хуан, не смей! — голос Сюзанны в ухе. Напрягся, рука замерла. Думал, испортит сцену, но нет — этим предупреждением всё и ограничилось. Отвечать ей перед всей страной не стал, просто глубоко выдохнул и сделал большой глоток. Так надо, это шоу.

Хорошо пошло! Аж из глаз слёзы брызнули. Захапал ртом, но ни закусить, ни запить под рукой не было. Поднёс к носу рукав, задышал рукавом — как учили в корпусе девчонки Жанки. Правда, они учили теории, на практике такого крепкого пойла ни разу пить не приходилось. Однако рвотные позывы удержал, это хорошо. Наконец, пришёл в себя.

— Хорошо пошёл! Достойный спирт. Забирайте.

Махнул рукой, и оная Сюзанна, вышедшая из машины и стоящая рядом с нею, подняла люк и выпихнула наружу сеньора главу департамента.

— Он ваш. По трупу, если что, решим — оставлю человека, как закончите — заберёт. Это всё же гражданский, не боевая потеря, похороны по гражданке и организуем.

— Так, отставить! — появилось новое действующее лицо. Тот самый лейтенантик-кадровик, про которого прочёл в досье. Тыловые подразделения остались со своими командирами — нет смысла их менять, но те, кто на передке, тех кадровиками принудительно разбавили. И этот сосунок увидел своих подчинённых только позавчера, когда подразделение переводили к Сенату. И, похоже, колотит тут понты, ставя себя, понимая, что он для их уже спаянной команды — никто.

— Сеньор? — обернулся я к нему.

— Это армия, уважаемые! — всё понял он,но, суд по глазам, не собирался сдаваться, и стоял на своём. — Со своими порядками и дисциплиной. Что бы вы там ни задумывали — делайте это не в моей роте! Не могу сказать «проваливайте», вы хоть и гражданские, но начальство, но мои бойцы выполняют только боевые приказы. Мои бойцы в этом не участвуют.

Хотелось злиться и сквернословить. Какой-то придурок с двумя маленькими звёздами на погоне будет ломать игру государственного масштаба?

— Сеньор лейтенант, я являюсь специальным представителем её высочества, выполняющей обязанности её величества, — попробовал разрулить я. — Я РАЗРЕШАЮ этим людям провести воспитательную беседу вот с тем человеком.

— Обязательно! Конечно! — ехидно кивнул тот. — Но