К счастью, ждать пришлось недолго, ибо я была третьей с конца. Когда выступила последняя участница, мы все вышли, чтобы выслушать что по поводу наших импровизаций думают жюри.

Вначале все было вполне ожидаемо, оценки ставились примерно одинаковые, никто особенно не выделялся, но и не отставал, когда же дело дошло до меня, то тут возникла заминка. Директор нашей академии о чем-то усиленно спорил с … Дитрихом фон Кромом, стараясь, чтобы его слова не попали на всеобщее обозрение. До зрителей долетали лишь отдельные обрывки фраз, из которых было трудно что-либо понять.

Дитрих поднялся со своего места и… вышел из зала. Члены жюри переглянулись и … директор объявил мой результат. Я пропустила его мимо ушей, гадая что случилось с графом и почему он такой недовольный.

Вальгус Рут еще что-то говорил после объявления итогов очередного конкурса, мои же мысли были где-то далеко.

Наконец, цепочка конкурсанток потянулась за кулисы. Я как бы невзначай обернулась, стараясь разглядеть не вернулся ли граф. Его место пустовало.

Наверное, неотложные дела.

Надо же какой занятой мужчина. Даже посреди мероприятия уходит ничего никому не сказав. Разве так ведут себя приличные люди? И что могло заставить фон Крома покинуть зал?

В предпоследнем конкурсе надо было поразить зрителей каким-нибудь талантом. Поскольку я по жеребьевке выходила первой, то так и осталась стоять в кулисах, чтобы сразу же выйти и прочитать стихи о любви… на заурском языке. Мелодия звучания языка меня всегда завораживала, а такую тему я выбрала потому как она показалась мне самой подходящей под условия конкурса.

Когда я читала давно забытые строки, то видела перед глазами любовь и смерть, добро и зло, заурцев стремящихся жить ради любимых. Слова срывались с моих уст, растворялись в тиши зала, проникали в сердца.

Шквал аплодисментов сотряс помещение, стоило мне закончить говорить. Пришлось долго кланяться прежде чему покинуть сцену. В звучании заурского было что-то волшебное, заставляющее людей замирать, вслушиваясь в мелодию языка.

Стоило мне оказаться за кулисами, уступив место следующей участнице конкурса, как кто-то грубо схватил меня за руку. После ярко освещенной сцены темнота кулис показалась непроглядной.

— Отпустите, — воскликнула, пытаясь вырвать руку.

Однако меня никто не слушал.

— Куда вы меня тащите? — не на шутку испугалась, когда меня выдернули в какую-то дверь сразу за кулисами.

— Я буду кричать, — пригрозила, перебирая ногами.

Чувства страха не было, скорее непонимание что со мной происходит и кому я понадобилась.

— Через минуту, — услышала чуть хрипловатый голос.

— Что? — переспросила, попытавшись затормозить. Хлопнула закрывающаяся дверь, отрезая нас от окружающего мира.

Свет, падающий с улицы, едва освещал аудиторию, в которой я ни один раз преподавала студентам лекции.

Так вот куда меня тащил… Дитрих. Мои глаза, сумев привыкнуть к полутьме после света софитов, узнали до боли знакомую фигуру, лицо, словно высеченное из мрамора, с тонкой полоской губ и глазами мечущими во все стороны молнии.

— Теперь можешь кричать, — рокот в голосе выдавал напряжение в котором пребывал Дитрих.

— А вот не буду, — упрямо мотнула головой, не понимая зачем граф притащил меня сюда. О чем сразу же и спросила мужчину.

— Ты специально это делаешь? — задал мне вопрос фон Кром, вместо того, чтобы ответить мне.

— Я не понимаю о чем ты, — сложила руки в защитном жесте на груди.

— Вешаться на других мужчин тебе доставляет удовольствие? — раздраженный рык все же прорвался в голосе Дитриха.

Мы стояли таким образом, что мужчина находился спиной к скудному свету, отчего я могла лишь видеть нависающий темной скалою силуэт, подавляющий своей мощью, чувствовать недовольство, волнами исходящее во все стороны от графа.

— Я не пойму чем ты недоволен? С какой стати предъявляешь мне какие-то претензии? Хватаешь за руку, куда-то тащишь, что-то требуешь. К чему все это? Для чего? Что ты от меня хочешь? — меня разозлила фраза Дитриха по поводу того, что я на кого-то там вешаюсь. В моих действиях не было ничего противозаконного, а тем более предосудительного, что должно было задеть графа. — Какое право ты имеешь что-то там от меня требовать? На каком основании?

— На праве твоего мужчины. Неужели это не ясно? — Дитрих заложил руки в карманы, как будто они ему мешали или же он их спрятал, чтобы не натворить глупостей.

У меня пропал дар речи, стоило услышать ответ. От неожиданности я даже попятилась, пока не уперлась попой в один из столов, на который и села.

— Ты сейчас пошутил? Да? Вот только что ты сказал фразу только для того, чтобы посмеяться? Так я тебе отвечу, что мне совсем не смешно. На мой взгляд это глупо и совершенно не весело.

— Я вполне серьезен.

— Три раза «ха-ха». Считай, что вместо тебя посмеялась я. Граф, да вы больший шутник, чем я думала, — воскликнула, принявшись жестикулировать от волнения.

— Не надо приписывать мне то, чего нет на самом деле, — рыкнул он, шагнув ближе. Настолько, что оказался почти рядом, заслоняя собою весь скудный свет из окна.

Я сразу почувствовала себя в ловушке. Сзади стол, впереди Дитрих с непонятными намерениями, которого я не узнавала. Впрочем, а знала ли его вовсе? Конечно же, нет. Со мной он был одним, а на самом деле оказался совсем иным. Расчетливым и беспринципным лгуном.

— Что тебе от меня нужно? — пискнула, ощущая себя в ловушке.

— Хочу понять для чего тебе это надо?

— Что? — я уже ничего не понимала. На близкое присутствие рядом графа тело ответило крайне странно. Возникло дикое желание прижаться, распластавшись на груди, обнять за шею, зарыться пальцами в волосах, вдохнуть ставший таким родном запах.

— Ты хочешь, чтобы я сорвался? Устроил сцену ревности, опозорив себя и тебя. Чтобы завтра об этом шептались на каждом углу? Чтобы только ленивый папарацци не опубликовал снимки как я, словно дикарь, забрасываю тебя на плечо и уношу со сцены? Ты этого хочешь? Публичного представления? Ты только скажи. Я все устрою по высшему разряду. Твоя прелестная задница долго будет занимать центральные сюжеты в десятке программ.

Я слушала и не могла понять о чем он говорит. А Дитрих все не успокаивался, все сильнее и сильнее склоняясь надо мной. Отчего мне чтобы не упасть пришлось завести назад руки и упереться в столешницу. А граф все приближался и приближался, продолжая говорить.

— Знаешь, мне не привыкать быть в центре скандала. Но хочешь ли этого ты? Так ли важно это для тебя? Нужно ли оно тебе? Я хочу услышать ответ. Здесь и сейчас, — лицо Дитриха было всего в десяти сантиметров от моего. Я чувствовала не только его дыхание, я ощущала его злость, нетерпение, вязкое раздражение и десяток иных эмоций бушевавших внутри мужчины.