идея: подсыпать снотворное всем обитателям зелёного дома, а когда они уснут, вытащить их одного за другим за периметр. Это был бы идеальный вариант — не мудрёный, но действенный. Только вот незадача: снотворного было мало. Одержимый своей замечательной идеей, Кеша тихонько обыскал аптечку Виталия, затем пошарил в домах Прапора и бабы Шуры, но не обнаружил то, что икал. Досадно. Пришлось хорошей идее ручкой помахать.

Впрочем, Кеша не сильно расстроился, ведь на общем глобальном фоне всё это выглядело хоть и неприятным, но всё же пустяком. Главное, что для Кирилла снотворного сполна хватило. Главное, что приказ Хесса выполнен, и теперь, за тем, как сгущаются сумерки, Кеша наблюдал с чувством выполненного долга.

Допив кофе, Кирилл отодвинул от себя кружку, зевнул. У него уже челюсть ныла от постоянных зеваний, а глаза слезились из-за борьбы с непослушными веками, которые так и норовили сомкнуться. Он решил пройтись по двору, размяться. Ощущая слабость, вышел из-за стола. Голова тут же закружилась, и ему пришлось упереться руками в перила веранды, чтобы не упасть.

— С тобой всё нормально? — с притворным участием поинтересовался Кеша.

— Нормально, — буркнул Кирилл раздражённо.

Он резко выдохнул, потёр пальцами глаза, спустился с крыльца и плеснул в лицо водой из бочки. Кеша наблюдал за ним словно охотник за раненым зверем. Оставалось лишь дождаться, когда Кирилл сломается. Сколько он продержится? Пять минут, десять? Кеша усмехнулся, подумав, что всё происходящее похоже на какую-то азартную игру со своими странными правилами. Игроки выбывают, выбывают, игровое поле становится меньше. Однако итог игры предсказуем. Победителем в конечном итоге по всякому будет Хесс, повелитель чёрной пустыни. Ну и он, Иннокентий, разумеется.

Кирилл, пошатываясь, подошёл к мотоциклу, который стоял возле забора. Надпись «Эльза» на бензобаке расплывалась. Да что надпись, всё вокруг казалось Кириллу каким-то смазанным. Туман в голове становился гуще, мысли ворочались медленно. Уже совсем плохо соображая, он добрался до крыльца, уселся на нижнюю ступеньку.

— Не спать, — прошептал вяло. — Не… не спать…

А почему нельзя засыпать? Он уже не помнил. Туман в сознании скрыл ответ на этот вопрос. И всё вдруг стало неважным. Веки сомкнулись. Кирилл моментально уснул, прислонившись к периллам крыльца.

Кеша улыбнулся и откусил кусочек от овсяного печенья.

— Хорошо, Иннокентий, очень хорошо, — услышал он голос Хесса у себя в голове. — Ты справился. Как всегда.

— Ты только скажи, я сделаю всё, что потребуется, — заверил Кеша.

— Скажу. В своё время. А пока, отдыхай.

Кеша услышал в голосе Хесса странные интонации. Так говорят, когда с трудом сдерживают боль.

— Ты страдаешь, я чувствую.

— О да, Иннокентий. Этот проклятый круг… он для меня, как открытая рана. Я не ожидал, что будет так больно. Ну ничего, скоро рана затянется и всё станет как прежде. Нет, даже лучше, намного лучше.

Кеша замялся. После некоторых сомнений, проговорил:

— Можно задать тебе вопрос, Хесс?

— Разумеется, друг мой.

— Что это за слова были сегодня на песке? И ещё Капелька странные вещи рассказывала…

— Это не должно тебя волновать, Иннокентий! — резко перебил его Хесс. — Это тебя не касается! Ты понял меня?

— Да, да, конечно, — залепетал Кеша испуганно. Никогда ещё друг с ним так не разговаривал — раздражённо, зло. Лучше уж впредь воздержаться от подобных вопросов. — Конечно, Хесс, прости.

— Отдыхай, — всё так же неприветливо бросил Хесс и покинул сознание Кеши.

Фосфоресцирующие ручейки в пустыне стали яркими, вдалеке пробежала одна песочная волна, за ней другая. Сумеречная ночь мрачного мира полностью вытеснила унылый день.

Из дома вышли Борис, Прапор и Виталий, и увидели спящего на ступенях Кирилла. Кеша поднялся с лавки.

— Он вот только-только уснул. Ходил, ходил по двору, а потом уселся и отрубился.

— Надо бы в дом его что ли, — нахмурился Прапор. — Или хотя бы на лавку… Не дело, что он вот так…

Борис спустился с крыльца, похлопал Кирилла ладонью по плечу.

— Эй, братишка, просыпайся, пойдём в дом.

Тот застонал во сне.

— Его сейчас хрен разбудишь, — сделал вывод Виталий. — Он трое суток не спал. Я спросил его сегодня, почему он со сном борется, ответил, что боится засыпать. Без пояснений. Думаю, это просто блажь.

Вздохнув, Борис предпринял ещё одну попытку разбудить Кирилла, на этот раз более настойчиво — схватил за плечи и хорошенько встряхнул.

— Просыпайся, ну же!

Кирилл недовольно замычал, но век не разомкнул.

— И что теперь? — озадаченно почесал затылок Прапор. — В дом его потащим? За руки, за ноги?

А потом случилось то, что заставило всех позабыть про спящего Кирилла.

Тишину разорвал чёткий женский голос, словно бы усиленный громкоговорителем:

— Валера, муж мой, я здесь! Я жду тебя! Иди ко мне!..

Одинокая фигурка Вероники стояла за периметром напротив фасада зелёного дома. Женщина как-то театрально тянула сквозь невидимую преграду руки и медленно призывно шевелила пальцами.

— Этого я и боялся, — буркнул Прапор.

«Все боялись, — мысленно поправил его Борис. — Боялись, но чувствовали, что это случится неизбежно». Блёклая фигурка в сумерках доказывала: приятных сюрпризов здесь не бывает. Даже Валерий, пожалуй, в последние часы уже сознавал, что его жена там. Надежда угасает, когда её ничего не подпитывает.

— Я жду тебя, — печально звала Вероника. — Я скучаю по тебе…

Со слезами на глазах из дома вышел Валерий. Какое-то время он стоял, потупив взгляд, не решаясь посмотреть поверх забора на пустыню, но потом всё же решился. Его губы задрожали.

— Вера! — произнёс он с болью в голосе.

— Это уже не она, Валер, — Прапор коснулся его плеча. — Ты же понимаешь, что это уже не Вера.

Проигнорировав эти слова, Валерий вдруг приосанился, смахнул слёзы и с какой-то неожиданной торжественностью посмотрел на Виталия.

— У тебя не найдётся белой рубашки и галстука?

— Найдётся, но зачем?

— Не хочу в этом поношенном спортивном костюме уходить в последний путь.

— Послушай… — начал Прапор.

— Не нужно меня отговаривать! — перебил его Валерий. — Я всё уже решил. Вера там, а значит, и мне нужно туда. Вместе до конца, — он снова обратился к Виталию: — Ну, так как насчёт рубашки и галстука?

Виталий угрюмо кивнул и открыл дверь. Они с Валерием вошли в дом.

— Где же ты, муж мой? — стенала одинокая фигурка в сумеречном пространстве. — Я жду тебя… Мы должны быть вместе…

— Это всё неправильно! — разозлился Прапор. — Мы что, бляха-муха, будем просто стоять и смотреть, как он на верную гибель идёт?

— Его не отговорить, — холодно заметил Борис. — Он свой выбор сделал. И мы, чёрт возьми, все знали, что всё так и будет.

Прапор устало опустился на лавку, произнёс уже без злости, неуверенно:

— Мы могли