перевел взгляд на де Марли, который уже успел снять шлем и щит, отдав их оруженосцам. Епископ оглядел его раскрасневшееся и потное лицо, всклокоченные космы длинных и давно нечесаных волос и, грустно вздохнув, сказал. – Благодарю Господа и Деву Марию, подаривших королевству и церкви такого славного сына и воина. Сын мой, вас не ранили в бою?..

Бушар растерялся и не сразу нашелся, что ответить. Он машинально облобызал руку, протянутую ему епископом, после чего выдавил из себя на удивление скромным голосом:

– Благодарю вас, отче, но Господь и Ангелы, кажись, охранили меня сегодня. Только, прошу прощения, брюхо зашиб, ударившись об обломок ланса его светлости де Родеза…

– Граф Анри – истинный католик и верный вассал. – Вставил епископ Ги, молча наблюдавший за беседой. – Хотя, конечно, церкви надо разобраться в причинах, толкнувших столь славного католика биться среди еретиков…

– В этом нет нужды, Ги. Ой, прости меня, монсеньор Ги… – Бушар ответил ему более резко, чем хотел. – Граф де Родез, как верный вассал, принял сторону своего сюзерена, но потом, после поединка, разорвал оммаж и уезжает в крестовый поход!

– Какой, простите, поход? – Подозрительно и недоверчиво скривился епископ Ги. – Ничего не знаю ни о каких походах. Ерунда какая-то…

– Нет, монсеньор, не ерунда! – Громко сказал де Марли и сверкнул глазами, заставив епископа Ги съежиться и втянуть шею. – Крестовый поход, направленный против Египта, проводит мессир де Бриенн!..

– Ах, этот поход… – еле слышно ответил епископ Ги и поспешил отъехать от группы воинов. – Я поеду беседовать с крестоносцами, кои лежат раненые в лагере. Им нужно утешение и сострадание. Передайте, пожалуйста, мессиру де Клэр, что я молюсь за него…

– Не извольте беспокоиться… – зло ответил ему Бушар де Марли. Когда тот удалился, он повернул голову к Фульку и сказал, кивая на епископа Ги. – Ох, и надоел он нам всем, хуже горькой редьки! Только мешается и сует свой нос, куда не следует.

– Успокойтесь, сын мой. – Фульк погладил Бушара по плечу. – Господь все видит, все слышит…

– Интересно, монсеньор, – завелся Бушар. – а слышит ли Господь стоны людей, погибающих от ран, умирающих на поле непонятной битвы. Где одни франки, правда северные, убивают южных франков?..

– Мне и самому, сын мой. Порой не дают покоя такие же мысли…

Оруженосец тихо подошел к рыцарю, сидевшему на вспотевшем боевом коне и тихонько дотронулся до его ноги, сказав:

– Мессир, последний поединщик уже ждет вас…

Де Марли развел руками, дав понять епископу что разговор закончен, протянул руку, закованную в кольчужную рукавицу, взял ланс и, поддав шпорами декстриера, надвинул поглубже свой шлем и крикнул:

– У меня пропала охота рассуждать на темы философии, когда враг ждет!..

Он разогнал своего декстриера и сшиб несчастного катарского гвардейца, пронзив его насквозь вместе со щитом. Ланс треснул, но не сломался. Бушар раскрыл ладонь и выпустил копье, которое глубоко сидело в теле убитого врага. Катарский гвардеец не успел даже произнести имя. Он упал на траву и лежал на спине, широко раскинув руки. Шлем слетел с его головы, неуклюже перевернулся и покатился, приминая травинки. Глаза воина были широко раскрыты и смотрели в небо, словно ища ответ на многие удивительные вопросы, главным из которых была жизнь и ее смысл, если, конечно, он был, этот самый смысл…

Бушар осадил коня, развернулся и, проехав мимо поверженного противника, взглянул на его лицо. Оно было молодым, немного наивным и, как показалось крестоносцу, удивленным. Страха не было на застывающем лице, а вот глаза, некогда карие и наверняка задорные, как-то растерянно смотрели ввысь.

– Бог ты мой… – прошептал рыцарь, – он же совсем еще ребенок. До чего же мы дошли с этой проклятущей религиозной войной… – промелькнуло в его голове.

Он отпустил поводья и медленно поехал к лагерю крестоносцев. Со стороны могло показаться, что это каменная статуя, неподвижно сидевшая на боевом коне. Бушар отдался на волю коня, который неспешным и уверенным шагом побрел к палатке, возле которой его кормили спелым овсом.

– Все бессмысленно… – прошептал Ги де Леви, наблюдая за своим товарищем, выжатым, словно губка. – Спрашивается, для чего мы все это затеяли? Для чего?.. – Он услышал громкий звук трубы и, подняв глаза, посмотрел на Жильбера де Клэра, сжимающего боевой ланс в руке. – Береги себя, брат…

Жильбер не смог расслышать слов сенешаля. Он проверил крепление своего щита и шлема, поддал шпорами декстриера и медленно выехал на середину ристалища.

Навстречу ему выехал рыцарь, с которым он должен будет сразиться. Это был старик Вивьен де Ломейн. Жильбер уже решил, что не опустит свое копье против этого пожилого, но благородного сеньора, который свято исполнял вассальный долг перед своим, пусть и неправым, но сюзереном.

– Да… – вздохнул Жильбер. – Докатился! Сражаюсь со стариками, да желторотыми юнцами…

Он с грустью вспомнил славные времена короля Ришара Кёрдельон, полные истинно рыцарских поединков и войн, пусть и кровавых, но все же менее противных, нежели эта религиозная круговерть.

Гуго де Арси громко протрубил, извещая рыцарей о начале смертельного поединка. Жильбер слегка тронул поводья коня, осторожно выбирая слабину. Конь тронулся медленным шагом, послушный воле всадника и готовый перейти на боевой галоп, но рыцарь не спешил, он и не собирался разгонять декстриера. Жильбер только удобнее устроился в высоком седле и наблюдал за приближением всадника, который несся к нему, опустив свой ланс.

Вивьен де Ломейн немного удивился, увидев, что его соперник едет слишком медленно. Ему показалось, что крестоносцы, поверив в свою легкую победу, решили уже не уделять должного внимания соперникам и совершенно наплевали на осторожность. Он крепко, насколько позволял его преклонный возраст и силы, сжал ланс и нанес удар прямо в щит соперника, который остановил своего декстриера и не опустил копье для удара, а наоборот, поднял его острием вверх.

Жильбер выдержал удар, слегка покачнувшись в седле. Он был умелым всадником и провел немало конных поединков. Ланс противника лишь чиркнул по его щиту, который англичанин выставил под необходимым углом. Де Клэр неспешно развернул своего коня и стал ждать, пока его противник успокоит разгоряченную лошадь и развернётся для повторной атаки.

Вивьен де Ломейн осадил коня и, развернув его, снова поскакал на крестоносца, который, как ему показалось, просто издевался над ним. Он снова ударил его копьем, но и на этот раз враг остался невредим и недвижим, продолжая сидеть в седле своего декстриера.

Злость, ярость и раздражение охватило воина. Он снова зашел на атаку, но спокойный и умиротворенный вид противника заставил его притормозить разбег. Мессир де Ломейн подъехал