– Мессир, не пора ли нам, в конце концов, прекратить эту комедию и сразиться, как и подобает настоящим шевалье!..

Жильбер склонил шлем и громко ответил:

– Мессир Вивьен де Ломейн! Я, Жильбер де Клэр, граф Глочестер и Герефорд, вассал наихристианнейшего короля Англии, полностью соглашаюсь с вашими словами. Я заявляю, что для меня, всего моего рода и потомков будет высшей неблагодарностью и позором вспоминать этот день и час, когда я позволил себе наглость выступить против вас, ваших седин и благородства, вместо того, чтобы вынуть кинжал и отворить себе вены! Ваш пример вассальной верности не позволяет мне скрестить ланс с вами и вашими наследниками!..

– Это, еще, почему?! – Удивился Вивьен де Ломейн. – Чем вам, мессир де Клэр, не угодил мой сын? Он, слава Господу, находится в таком возрасте, который не позволит вам отказать от поединка!..

Жильбер снял с головы шлем, отбросил свой ланс в сторону, спокойно привязал шлем к седлу и спокойно ответил, глядя в глаза мессиру де Ломейну:

– Я не позволю себе сразиться с вашим сыном, мессир. У меня нет ни малейшего желания добавлять седины переживаний и огорчений к сединам верности, чести и преданности, коими вы так щедро украшены…

Вивьен был поражен спокойствием и благородством, сквозившем в каждом жесте, взгляде и слове англичанина. Он снял с головы шлем, поклонился и ответил:

– Истинно говорю вам, мессир де Клэр! Вы показали мне, как должны вести себя истинные паладины времен Карла Великого! Наше рыцарство уже разучилось чтить честь и быть благородными до корней волос… – Он низко поклонился и развернул коня, поехав к своему лагерю, где за поединком внимательно и удивленно следил граф Раймон де Сен-Жиль. Вивьен повернул голову и крикнул англичанину. – Благодарю вас за науку! И, простите меня за те два удара, что я по глупости нанес вам!..

Жильбер ничего не ответил, лишь молча покачал рукой, прощаясь с благородным стариком. Он развернул коня и, подъехав к оруженосцам, крикнул:

– Новый ланс!..

– Мессир, но у вас и тот был невредим… – опешил слуга, протягивая ему копье. – Может быть, мне сбегать за ним?..

– Не смей прикасаться к нему руками! – гневно крикнул на него Жильбер. – Ланс должен лежать на этом поле. Я больше никогда не прикоснусь к нему…

Вивьен де Ломейн молча подъехал к графу и посмотрел ему в глаза. Раймон не проронил ни единого слова, а лишь вздохнул, пытаясь изобразить на своем лице легкое недопонимание всему тому, что он только что увидел.

– Ваша светлость, я убываю в свои аллоды до окончания войны. – Степенно произнес Вивьен де Ломейн, ловя испуг и раздражение во взгляде графа. – Обязуюсь чтить и охранять вашу собственность и быть надежной защитой вам, ваша светлость, вашей семье, коли, случай приведет вас искать защиты и убежища у меня во владениях…

Раймон раскрыл, было, рот, чтобы что-то резкое ответить своему вассалу, но, увидев спокойное и решительное лицо мессира де Ломейн, только покачал головой.

Вивьен подъехал к группе рыцарей своего отряда, среди которых он увидел своего сына. Рыцари возбужденно переговаривались между собой, комментируя, по-видимому, удивительный исход поединка.

– Сын, мы тотчас убываем из Тулузы! – Решительно произнес отец, заставляя весь отряд примолкнуть и вслушаться в его слова. – Немедля!..

Оттон де Ломейн растерянно посмотрел на рыцарей и, ничего не понимая, спросил у отца:

– Батюшка, что, все-таки, стряслось? Почему мы должны покинуть ристалище и Тулузу? Сейчас, насколько я помню, моя очередь скрестить копья с этим зарвавшимся наглецом-англичанином!..

Вивьен укоризненно покачал головой и ответил:

– Мы уезжаем. Ты не будешь биться с этим сеньором…

– Почему?! – Не унимался Оттон, пытаясь напустить на себя бравый вид и заручиться молчаливой поддержкой рыцарей отряда.

– Потому, сын, что я, клянусь господом, только что столкнулся с воскресшим Роландом и графом Гильомом де Оранж в одном лице! Такого благородства, этики и чести я не видел и, – он посмотрел по сторонам, грустно вздохнув, – как я понял, не увижу более в этой жизни…

Оттон вздрогнул, услышав имена легендарных рыцарей, служивших примером истинного благородства, самоотверженности и скромности. Он склонил голову и тихо ответил:

– Простите, отец…

Вивьен покачал головой и крикнул своим воинам:

– Уходим отсюда! Домой, мессиры!..

Отряд де Ломейна медленно выехал из рядов, перестроился на ходу и медленно поехал вдоль ристалища, устремляясь к северу от этого, как подумал Вивьен де Ломейн, проклятого места…

Раймон де Рокефейл-Андюз, недоумевая, посмотрел на странные маневры отряда де Ломейна, после чего подъехал к графу де Сен-Жиль и произнес:

– Ваша светлость, простите, если я отвлекаю вас от размышлений! Куда это отправилось семейство де Ломейн?..

– Это сейчас, мой верный Раймон, не имеет никакого значения. – Граф напустил на себя равнодушие. – Меня занимает только один вопрос…

– Какой, простите? – Переспросил его рыцарь.

– Сможешь ли ты, мой верный паладин, опрокинуть хотя бы одного из этих проклятых крестоносцев…

– И, это все? – криво усмехнулся Раймон де Рокефейл-Андюз. Он откинулся в седле и кичливо заявил. – Я притащу вам за волосы этого бахвала-англичанина! Смотрите, ваша светлость!..

Рыцарь резко развернул коня и, надел шлем на голову. Оруженосец на ходу бросил ему ланс, который он ловко поймал, набирая темп для атаки…

Жильбер де Клэр, казалось, только и ждал этого момента. Он резко поддал шпорами декстриера и поскакал навстречу противнику.

Соперники остановились на небольшом расстоянии друг от друга. Жильбер поднял свой ланс и крикнул:

– Предлагаю вам, мессир, отступить, если вы желаете сохранить свою жизнь!..

– Эй ты, грязный английский пес! – Выругался противник. – Смотри, как бы тебе самому не попасть на острие моего ланса!..

– Как пожелаете! Combat a l’outrance!..

– Вот-вот! Готовься к смерти!..

Соперники разъехались и, резко развернув коней, понеслись навстречу друг другу.

Но, внезапно, наперерез скачущим навстречу друг другу и, возможно, смерти одного из них, выехал рыцарь в сопровождении небольшой группы из пяти тяжеловооруженных всадников. Все они были в цветах Его светлости графа де Фуа.

Протрубил рог, звонко, громко и, немного нервно, но, тем не менее, властно, заставив соперников по поединку на полном скаку останавливать своих декстриеров…

Граф Жильбер подъехал к этой группе и, стараясь скрыть и сдержать свое раздражение, вызванное столь, как ему показалось, таким грубым и бесцеремонным вторжением в святую Ордалию (а граф считал все поединки с еретиками именно своего рода Судами Божиими, отдаваясь всецело Провидению и, естественно, своим прекрасным боевым навыкам).

– Как это все понимать, граф?! – Жильбер решил оставить ненужные в этот момент церемонии. – По какому праву Вы, де Фуа, решили встрять