В его жизни было добро. Я хочу, чтобы он испытал только лучшее.

– А ты? Ты потеряла отца еще в детстве?

– Считают, что он уснул за рулем и врезался в дерево. Мы остались вчетвером: мы с Жизель у мамы и тетя Клара. Бабушка умерла два года назад. Поэтому я вернулась домой… Как ты узнал, что моего отца нет в живых?

Джек морщится.

– От Лоренса. Я поручил ему побольше о тебе разузнать. Мне и адрес твой известен, помнишь? – Он вздыхает. – Я твердо решил снова с тобой увидеться.

– «Договор о неразглашении». – Я щурюсь.

– Давай не будем об этом. Дело не в договоре, а в тебе.

– Ну да, не терпелось научить меня разным шалостям.

– Шалости? – смеется Джек. – Ты свела меня с ума. Одни твои блестящие трусики с единорогами чего стоят! Ну как я мог такое пропустить? – Он гладит меня по ноге, потом переворачивает, чтобы мы смотрели друг на друга. – Как твои колени?

– Доктор был выше всех похвал. С прекрасными постельными манерами.

Он не отрывает от меня взгляд.

– Прекрасные – это как?

Я сажусь на него.

– Лучшие в моей жизни.

– Я в этом не сомневался.

– Убери эту улыбочку!

– Какая у меня улыбочка?

Уже чувствую его возбужденный член сквозь одежду. У меня перехватывает дыхание.

– Наглая.

– А как тебе вот этот наглец? – Держа меня за бедра, он резко насаживает меня на свой член и сразу проникает в меня полностью. Я реагирую на его движения стонами. – Чувствую, ты не против.

– Грязные словечки – это то, ради чего я здесь задержалась… – бормочу я. – И я не против еще одного оргазма. От пирога тоже не откажусь.

– Никакого пирога, пока не кончишь. – Джек быстро переворачивает меня и устраивается между моих ног, перебросив одну себе через плечо.

– Обещания, обещания… – лепечу я. Тем временем он, держа мои руки над головой, входит в меня. Начинается отрепетированный танец, его движения нежны, неторопливы. Так же по-гурмански медленны его поцелуи.

– Ты вся моя.

В дело пущен большой палец, от его искусного вращения я схожу с ума. Я снова тону в нем, в его взгляде, в ощущениях, уносящих меня вдаль и разрывающих на мелкие кусочки. Я выкрикиваю его имя.

Джек движется к кульминации вместе со мной, не спуская с меня глаз, высматривая во мне что-то, и я вижу что-то такое в том, как он на меня смотрит, пока мы вместе несемся к упоению.

Я закрываю глаза, крепко держа его в объятиях. Неужели он тоже чувствует это?

«Ты вся моя», – говорил он, но…

Надолго ли?

Елена

Я снимаю и аккуратно складываю последнюю занавеску с выходящего на улицу окна гостиной. Темно-коричневые бархатные шторы провисели почти двадцать лет, но это классика в отличном состоянии, даже пыль ее не портит. После хорошей чистки и глажки они вернутся на карнизы, чтобы радовать глаз каждого гостя на празднике в честь помолвки Жизель через три недели. Мы назначили дату после премьеры спектакля, и я намерена организовать все как можно лучше. Горы еды, бар со спиртным, фотографии Жизель и Престона по всему дому…

– Елена, на твой телефон сыпались сообщения, а теперь он звонит не переставая! – раздается голос сестры из кухни, куда я ее определила чистить столовое серебро. – Не иначе, это твой поклонник-синоптик. Или это футболист? Принести тебе телефон?

– Черт! – Я бросаю шторы и кидаюсь в кухню, скользя по полу в толстых шерстяных носках. Надо бы обуться…

– Вон как спешит на зов! – ехидничает тетя Клара, когда я хватаю телефон. Не обращаю внимания на ее усмешку и откашливаюсь, прежде чем ответить.

– Привет.

– Ты ушла до того, как я проснулся. – Он говорит низким хриплым голосом. Я представляю его лежащим в широкой постели, из которой я вылезла в пять утра. Сейчас уже девять. Чего это он так заспался?

– Так и было. – Я выхожу на заднюю террасу, мысленно давая себе задание вымести все листья, которые натаскал Ромео. – Нужно было вернуться до того, как кто-нибудь заметит, что моей машины нет на месте. К тому же я запланировала уборку. Мы готовимся к празднованию помолвки Жизель и Престона.

– Ты забыла у меня свое фиолетовое бельишко.

– Это цвет лаванды. Считай это подарком. Знаю, ты сходишь с ума от женских трусиков.

– Только от твоих. Они у меня в кармане.

Выходит, он уже встал.

Я слышу разнообразные шумы.

– Чем ты занимаешься?

– Только что отбегал в тренажерном зале. Сажусь в машину. Ты хотела от меня сбежать?

– Нет, просто не знала, захочешь ли ты… – Я сбиваюсь, прикусываю губу. Снова накатывает волнение: я рада, что он позвонил, и разочарована из-за необходимости возвращаться на работу.

– Как насчет позднего ланча вместе? Приедешь, закажем еду из «Милано»…

Опять к нему в пентхаус?

– У нас уборка. Редкий день, когда я могу этим заняться. Спектакль, работа, а еще надо подстричь кусты, почистить ковры, отполировать все деревянное, отмыть дорожку… Собрались все, кроме Престона, он тоже может пожаловать, но позже. Дел невпроворот!

Он заводит мотор и долго молчит.

– Этот праздник… Тебе это надо?

На террасу выскакивает Жизель, ей нужна щетка. Глядя на ее кольцо, я жду неприязненного чувства, которое всегда возникает в такие моменты, но почти ничего не чувствую – не то что в прошлый раз, в библиотеке. Она машет мне рукой, делает вид, что бросает мяч, и потешно хмурит брови. Она прибежала в восемь утра и с неуверенным видом оглядела дом. Кажется, она не была здесь со Дня независимости, когда познакомилась с Престоном. Неудивительно, что она чувствует себя виноватой.

Дождавшись, чтобы она вернулась в дом, я отвечаю Джеку:

– По большому счету она – моя семья. Мы не все решения принимаем вместе, но все же мы – одно целое. Так говорила моя бабушка.

– А Престон? В День святого Валентина он сильно тебя огорчил. Ты всегда так быстро влюбляешься и так же быстро охладеваешь?

– Что это за вопрос? – вспыхиваю я.

– А что? Хороший вопрос.

Я фыркаю, вспоминая слова Жизель в библиотеке насчет того, что раз я так сильно его любила, то почему тогда не возразила матери?

– Все в Дейзи знали, что он закрутил с Жизель уже после меня, а она все же моя сестра. Как я должна была к этому отнестись?