Ее глаза расширились, и она опустила взгляд, чтобы еще раз полюбоваться краской.

— У меня нет губки, — сказала она, как всегда вызывающе. И я надеялся, что нам не удастся ее сломать. Было не так уж много вещей, которые оставались на моей совести, но это определенно останется.

— Тогда импровизируй, — просто сказал я.

Прошло много времени, прежде чем она потянулась к моей щеке, обхватив мой подбородок влажной рукой и большим пальцем стерла краску.

Мое сердце колотилось в темном и ровном ритме, пока она работала, мою кожу покалывало под кончиками ее пальцев, когда она проводила ими по моему лицу.

Она подвинулась вперед у меня на коленях, чтобы сохранить равновесие, и мой член внезапно оказался зажатым прямо между ее бедер. Я был чертовски тверд, что на самом деле не должно было ее удивлять, но она все равно ахнула, как девственница.

— Ты сказал… — начала она, но я перебил ее.

— У меня на коленях сидит красивая девушка и трогает меня, одетая в прозрачное нижнее белье, — прорычал я. — У моего члена появляются идеи на этот счет, согласен я с ним или нет.

Татум прикусила нижнюю губу и посмотрела на меня так, словно ожидала извинений. Тут тебе не повезло, детка. Я никогда в жизни ни за что не извинялся, не говоря уже о том, что возбудился из-за такого идеального создания, как она. Но я сдержу свое слово. Я не собираюсь и пальцем ее трогать, пока она меня об этом не попросит.

— Хорошо. — Она начала стирать краску с другой моей щеки, и я наблюдал, как ее длинные ресницы целовали ее щеки, пока она смотрела вниз.

Когда она протерла линию краски, пробежавшую по моим губам, у меня вырвался стон желания.

Ее голубые глаза на мгновение посмотрели на мои, и она поерзала у меня на коленях ровно настолько, чтобы у меня заболели яйца. Это не могло быть случайностью. Маленькая богатая девочка только что придумала, как она могла бы помучить меня в уплату за мое участие в ее страданиях.

Обе ее руки болезненно медленно скользнули вниз по моей шее, и она начала вытирать краску с моих грудных мышц. Ее прикосновение было твердым, когда она скользнула влажными руками по мне, исследуя изгибы моих мышц, и снова поерзала у меня на коленях.

Мое сердце бешено колотилось, и я сжал кулаки, которые лежали на краю горячей ванны, чтобы удержаться от того, чтобы не потянуться к ней.

Время подачи пузырьков истекло, и вода вокруг нас успокоилась, снова оставив ее груди над поверхностью, и я, черт возьми, чуть не застонал при виде ее затвердевших сосков, пробивающихся сквозь кружевную ткань.

К черту. Мою. Жизнь.

Это было максимальным испытанием моей решимости, но я отказываюсь отступать. Мне нужно было сдержать свое слово. Это было единственное, что у меня было, что не было покрыто тенями и всякой ерундой.

Татум заметила, на что я смотрю, и снова поерзала у меня на коленях, потираясь о твердый бугорок моего члена таким образом, который сказал мне, что она бы точно знала, что с ним делать, если бы ситуация была другой.

— Между моих бедер сидит размалеванный полубог с членом, твердым как камень, — мрачно выдохнула она. — У моих сосков появляются идеи на этот счет, согласна я с ними или нет.

— Тушè.

Ее руки скользнули под поверхность, и мой взгляд вернулся, чтобы встретиться с ее взглядом, когда они прошлись по моему прессу, стирая остатки краски по ходу движения. Кончики ее пальцев добрались до пояса моих боксеров, и я действительно застонал. Но, прежде чем я успел подумать, ни хрена ли не значат мои слова, она ушла, вылезая из горячей ванны, как будто мы и не были в пяти секундах от того, чтобы я трахнул ее до восхода солнца.

— Теперь я согрелась, — сказала она холодным тоном, в котором даже не было осознания того, что только что произошло. — Могу я вернуться в свое общежитие или у тебя есть еще какие-то требования?

Она натянула толстовку и спортивные штаны, которые я принес для нее, не снимая мокрого нижнего белья, и завязала мокрые волосы в узел на затылке.

Я медленно встал, вылезая следом за ней, вода стекала по моему телу, а боксеры прилипли к моему члену, так что она могла видеть каждый его дюйм, когда повернулась, чтобы посмотреть на меня.

— Я могу проводить тебя обратно, — предложил я.

— Это приказ? — Ледяным тоном спросила она.

— Нет.

— Тогда я пас. — Она схватила с пола свою насквозь промокшую школьную форму и зашагала прочь от меня, даже не взглянув на мой член, и я выдохнул, что было отчасти разочарованием, отчасти смехом.

В теле Татум Риверс жил воин, и я, например, был рад, что мы не уничтожили ее.

Я проснулась на следующее утро с кошмаром, обвившимся вокруг моего тела, как призрак. И как бы сильно я ни пыталась избавится от него, он цеплялся за меня острыми, как бритва, когтями. Я плавала в озере, а потом что-то схватило меня снизу за лодыжку и потащило все глубже и глубже, мои легкие горели, болели. Но когда я подумала, что испущу последний вздох, я осталась жива. Страдающая на дне озера, и неспособная освободиться.

Я вздрогнула, выскользнув из постели и обнаружив, что Мила сидит, скрестив ноги, на покрывале и смотрит на меня. Она уже была одета в свою униформу, а ее волосы были заплетены в замысловатую косу, на доведение которой до совершенства, должно быть, у нее ушло много времени. Я была так измотана прошлой ночью, что проспала, не включив будильник, и застонала, протирая глаза.

Вспышки пляжа ожидали меня в ту же секунду, как мои глаза закрылись, а сердце сбилось с ритма. Они втроем смотрели на меня со своими раскрашенными телами и демоническими улыбками, на бушующую бурю, на ледяной холод, который пробирал меня до костей, на слезы, которые текли по моим щекам. Затем Киан появился, как чудовище из озера, но он не причинил мне боли, как я ожидала. Хотя я ни в малейшей степени не была одурачена его ‘добротой’. Он просто не хотел, чтобы его питомец умер. Тогда ему нечего было бы пинать, когда ему нужна будет отдушина.

— Татум? — Мила спросила так, словно боялась меня. Или, может быть, за меня. Я не была уверена.

Я слегка улыбнулась ей, убирая руку от лица.

— Да, это я. Не зомби.