помощь» для подавления коммунистического восстания. На следующий день Эберта избирают президентом Совета народных комиссаров, состоящего в основном из умеренных социал-демократов СДПГ.

Это подтверждает догадки Анжелики: в Германии преобладает реформизм как террористическая реакция против всего, что связано с ленинизмом. И конечно, она не может представить себе, что произойдет через два месяца, в январе 1919 года: Розу Люксембург и Карла Либкнехта убьют сторонники войны при пособничестве социалистического правительства Эберта. Их убьют, а трупы выбросят в Шпре, реку, протекающую через Берлин.

Глава восемнадцатая

Первый секретарь Коммунистического интернационала

На российской границе Балабанова узнает, что подъезжает поезд Иоффе со 186 сотрудниками посольства. Все они высланы из Германии за финансирование коммунистического заговора. Их сажают в один поезд, и они вместе доезжают до Москвы. На дворе зима. Дома не отапливаются, даже тот, что выделили Балабановой, Иоффе и бывшему послу в Швейцарии Берзину. Их поместили в большой, роскошный дом, экспроприированный правительством.

Как только я вошла в него, я сразу смутно ощутила, что мне знакома эта безвкусица. Все в доме мне казалось холодным и унылым как мраморная лестница и дешевая скульптура «под Микеланджело», стоявшая в вестибюле. На следующее утро за завтраком, когда я спросила официанта, кому принадлежал этот дом, его ответ подтвердил мое смутное впечатление. Этот дом принадлежал очень состоятельной семье, в которую, женившись, вошел один из моих братьев. Я решила немедленно уехать из этого дома. Несколько дней спустя я переехала в один из номеров в гостинице «Националь», которые в то время отводились для членов правительства и тех, кто все свое время отдавал работе в Советах[429].

Холод и голод мучили Анжелику. Ей пришлось оставить в Цюрихе свое пальто и шерстяную одежду. Когда Ленин увидел ее почти оледеневшей, он приказал предоставить в ее распоряжение меховой склад. Она выбрала самую простую шубу, но кладовщик упросил ее взять мех потеплее. Голодная и слабая, она подолгу оставалась в постели. Если она находила в себе силы встать, она отправлялась на заводы, убеждать рабочих потерпеть, объясняя, что во всем виноваты капиталисты, которые морят голодом славный русский народ, но скоро рабочим на помощь придет мировая революция.

Однажды ее приглашают выступить перед офицерами Красной армии. В конце митинга она не может встать на ноги из-за спазмов в животе. Два молодых офицера берут ее под руки и несут в столовую. Наконец-то еда. И это, должно быть, очень хорошая еда, ведь солдаты, защищающие революцию, получают самую лучшую пищу. Но на тарелке с темной кашей, которую приносят именитой гостье, образовалась корочка льда.

– Товарищи, я чувствую себя слишком счастливой, слишком взволнованной этим собранием, чтобы есть сейчас, – сказала я.

Когда мы ехали назад в гостиницу, молодой офицер, сопровождавший меня, неожиданно повернулся ко мне и сказал:

– Вы так убедительно говорили о грядущей мировой революции. Мы верим, что она придет. Но будут ли наши руководители с нами, чтобы приветствовать ее, когда она свершится? Некоторые из них уже старые. Другие изнурены работой и голодом.

Я знала, что эта последняя фраза подразумевала меня.

– Почему вы такой пессимист? – спросила я его.

– Революция не заставит себя долго ждать, и появятся новые вожди.

– Вы так долго не сможете: вы слишком много работаете и ничего не едите. Товарищ Балабанова, следите за собой, ешьте. Вы нам нужны. Не оставляйте нас[430].

И в самом деле, она уже не может выдерживать такой ритм. Ей нужна какая-то постоянная работа и возможность отдыхать. Она спрашивает комиссара юстиции, может ли сотрудничать с ним: ей поручают работать в Комиссариате религии. Но надолго она там не остается. Она не самый подходящий человек для решения вопроса о возвращении колоколов, увезенных в Москву во время войны (их забрали у немцев, которые собирались переплавить их в оружие). Но это был интересный опыт, позволивший ей узнать смекалку и глубокий здравый смысл российских крестьян – верные своим религиозным традициям, они приезжают в столицу, чтобы забрать обратно колокола своих церквей под самыми ничтожными предлогами: «У нас в деревне много старух, которые до сих пор занимаются такими вещами…» Или еще: «Мы, конечно, могли бы подождать, но как быть в случае пожара или какой другой нужды? Как поднять тревогу?[431] Однако вскоре она получит в Москве работу более сложную и ответственную.

1919 год стал поворотным в ее личной жизни. С назначением ее секретарем Коммунистического Интернационала, Балабанова получает доступ в некоторые кабинеты Кремля. Именно в некоторые, а не во все, потому что еще есть кабинеты Ленина, Троцкого, Чичерина, Зиновьева и Радека, где разрабатываются международные стратегические планы, о которых Анжелике не сообщают.

В год «военного коммунизма» население доведено до отчаяния, Россия оказалась в полной изоляции, белые наступают со всех сторон. Адмирал Колчак движется из Сибири и доходит до Волги; генерал Деникин занял Орел и идет на Москву; генерал Юденич подходит к Петрограду – он уже в нескольких километрах. Кажется, для большевиков все потеряно. В этом же году в берлинском восстании убиты Люксембург и Либкнехт. Анжелика испытывает невыносимую боль из-за гибели близких друзей, вместе с которыми она пережила самые яркие годы учебы в университете и свой международный «дебют». Казнь спартаковских лидеров свидетельствует о провале революции в Германии, и становится ясно, что Россия осталась в одиночестве, отрезанная от мира «санитарным кордоном». Все границы закрыты. Зарубежные газеты поступают в Москву нерегулярно или не поступают вовсе. Работы Ленина полны жалоб на невозможность получать точную и свежую информацию о том, что происходит в мире[432]. Не удерживает власть даже единственное успешное коммунистическое восстание – восстание Белы Куна, оно капитулирует через 133 дня. Однако большевики обладают сверхчеловеческой решимостью сопротивляться.

Более того, у них есть гений Троцкого. К концу 1919 года Лев Давидович Бронштейн добился своих первых побед. В этот страшный год Ленину нужно было придумать какой-то политический ход, который позволил бы ему выйти из изоляции и показать, что у самого безумного эксперимента, поставленного социалистическим лагерем, все еще есть сторонники. Так родилась идея Коминтерна. В течение многих лет Ленин выступает за отмежевание от Социалистического интернационала и ратует за превращение Циммервальдского движения в коммунистическую политическую организацию. Новый Интернационал, по сути, должен «символизировать победу Октябрьской революции»: «Предложение никому не известной группы эмигрантов в Швейцарии стало к 1919 году настоятельной потребностью дня[433].

Итак, момент настал. Операция проводится, но это блеф чистой воды. На созванной большевиками конференции тридцать