в начале июня УСС пришлось рассылать телеграммы, чтобы найти собственного агента. «В случае если Берг еще не начал выполнять задание в Италии, он должен выехать немедленно», – гласила одна из них. Лондон, Каир, Алжир, Стамбул – его искали повсюду. Берг так и не отозвался.

Но от выполнения долга он не уклонялся. Об освобождении Рима он узнал, обедая с американским генералом в Бари – городе на каблуке итальянского «сапога». Берг тут же объяснил свою ситуацию, приправив рассказ щепоткой личного обаяния, и генерал одолжил кетчеру частный самолет и пилота, который доставил его обратно в городок неподалеку от Неаполя. Машину Берг водить не умел и отправился в Рим автостопом; впоследствии друзья прозвали его «самым успешным автостопщиком Второй мировой войны». Четыре часа спустя Берг прибыл в Рим и начал поиски своей главной цели – ученого-ядерщика Эдоардо Амальди.

Еще в Вашингтоне Берг принял смелое решение не получать офицерского звания и не носить форму. Гражданская одежда позволяла ему легче сливаться с окружающей средой; она помогала также получать информацию от незнакомых людей, поскольку с военными обычно не откровенничают. Но законы ведения войны дают военнослужащим определенную защиту, которой лишены гражданские лица, – в частности, гражданских шпионов можно расстреливать без каких-либо последствий. Берг знал об этом и все же пошел на риск.

Но по какой-то причине, возможно посчитав, что это облегчит передвижение по городу, где действовал комендантский час, или придаст ему дополнительный вес, а может, просто пойдя на очередной сумасшедший риск, перед визитом к Амальди Берг надел мундир капитана. Прибыв к физику домой, он обнаружил, что тот, весь перепачканный смазкой, чинит любимый велосипед, который прятал от нацистов во время оккупации. Заговорив с ним, Берг узнал, что военные уже связались с Амальди – некий офицер приказал ему оставаться в Риме. Это возмутило Берга, который тут же заявил, что именно он получил от президента США приказ увезти Амальди. Физик возразил, что должен, по крайней мере, сообщить об этом другому офицеру, и Бергу пришлось с этим смириться. Они поехали в отель, где остановился названный офицер, и, пока Амальди ходил наверх, Берг отдыхал в холле, крайне довольный собой.

Он ожидал, что Амальди вернется через несколько минут. Вместо этого по лестнице протопал взбешенный офицер наилегчайшей весовой категории. Берг хладнокровно сказал: «Похоже, полковник, нам с вами придется договориться». Полковник, не в настроении вести переговоры, рявкнул: «Смирно!» Берг лишь моргнул. «Смирно!» – повторил полковник, и Берг, видимо только теперь вспомнив, что он в форме, вскочил и отдал честь. Тогда Борис Паш бросил Бергу прямо в лицо: «Что все это значит?»

Да, ленивым здоровяком-капитаном, которому Паш тем вечером устроил выволочку, был не кто иной, как Мо Берг. «Я должен доставить его в распоряжение отряда "Алсос"», – быстро проговорил Берг. «Отряд "Алсос" перед вами!» – взревел Паш. В тот момент Берг воплощал для Паша все связанные с УСС переживания последних шести месяцев, и он не стал сдерживать свой гнев. Учитывая их общую любовь к бейсболу, тренер Паш и бывший кетчер должны были прекрасно поладить. Вместо этого Паш обругал Берга на чем свет стоит и впоследствии никогда не уставал поносить этого остолопа.

Но если Паш думал, что запугал Берга, он сильно ошибался. Берг, хоть и чувствуя, что оказался в дурацкой ситуации, на следующий день снова явился к Амальди в отсутствие Паша и нашел с физиком общий язык, отчасти благодаря тому, что угостил изголодавшегося итальянца настоящим мясом в дорогом ресторане с позолоченными столовыми приборами. Берг также передал детям Амальди сладости, любезно присланные Энрико Ферми. Тронутый такой добротой, Амальди позволил Бергу расспросить себя о ядерном делении. Среди прочего Берг выяснил, что сначала физик был призван в итальянскую армию и служил в Северной Африке, а затем вернулся в свою лабораторию в Риме. Союзники опасались, что он станет сотрудничать с фашистским правительством, однако он не только отказался от этого, но и забросил все исследования расщепления атома. В сентябре 1943 г. Амальди даже ушел на пять месяцев в подполье, опасаясь за свою жизнь в оккупированной немцами Италии.

Что касается исследований ядерных процессов другими людьми, Амальди признал, что за время войны общался с некоторыми немецкими учеными. Среди них были Гейзенберг и Ган, и он подозревал, что именно Гейзенберг работает над бомбой. Но с 1942 г. он не поддерживал с ними связь и не мог сообщить никаких подробностей. Для испуганных ученых-ядерщиков в Америке это была худшая из возможных новостей: она усилила их опасения по поводу намерений Германии, не добавив каких-либо фактов, которые могли бы ограничить полет их фантазии.

В течение следующих недель Берг пообщался и с другими итальянскими физиками, помимо Амальди. Разумеется, «Алсос» уже нашел большинство из них, а некоторых даже допросил. Но общение Берга с учеными было более теплым и дружелюбным – в этом состояло ключевое различие между ним и Борисом Пашем. Паш был превосходным солдатом, сметливым и отважным, но лучше всего он действовал в хаосе у линии фронта. Вычислив в Риме все свои цели, он тут же исчез из Италии, поспешив принять участие в наступлении союзников во Франции. Берг проявил больше терпения и, хотя иногда допускал грубые ошибки (Джеймс Бонд ни за что бы не уронил пистолет на публике), преуспел в реальной работе разведчика – завоевании доверия людей и выведывании их секретов, – то есть проявил навыки, которых вспыльчивый Паш так и не приобрел. Один итальянский ученый, например, сначала отказался разговаривать, поэтому Берг с небрежным видом взял с полки томик сонетов Петрарки и прочел вслух несколько отрывков, естественно на итальянском языке. Пораженный физик спросил Берга, откуда он знает Петрарку. Выяснилось, что Берг изучал его в Принстоне, и завязалась литературная дискуссия. Вскоре они уже поднимали тосты за поэта, и, еще не вполне осознавая этого, ученый уже выкладывал Бергу все, что знал об атомных исследованиях.

Когда не срабатывало обаяние, Берг не чурался уловок. Очень важная научная персона в Риме – Джанкарло Вик, широкоплечий физик, изъяснявшийся медленно и размеренно, – явно не был очарован Бергом при первой встрече. Будучи ярко одаренным, Берг, однако, походил скорее на ходячую энциклопедию. Он предпочитал факты и не особо любил изобразительное искусство или музыку как таковые; он мог цитировать страницу за страницей биографические данные о Моцарте, но сами по себе творения великого композитора его не трогали. Вик, напротив, был глубоко культурным и глубоко думающим человеком, который говорил на иностранных языках даже более свободно, чем кетчер. Иными словами, он был классическим европейским интеллектуалом и отмахнулся от Берга как от пустопорожнего американца.

Тем не менее Берг оказался тем, кто смеется последним. Несмотря на неприязнь, Вик удостоил Берга беседой, полагая, что этот позер не может причинить вреда. За 10 лет до того Вик стажировался у Гейзенберга в Лейпциге (помимо физики, их объединяла страсть к пинг-понгу), и в разговоре он признался, что они поддерживали связь во время войны. В январе 1944 г. Гейзенберг даже прислал Вику открытку, в которой рассказал о жизни в Германии.

В конце концов Вик устал от вопросов и попросил Берга уйти. Но по пути к двери кетчер ухитрился стянуть Гейзенбергову открытку со стола Вика. Той же ночью он перевел ее с немецкого на английский и сфотографировал для сотрудников разведки. На следующий день он зашел в кабинет физика и незаметно вернул открытку на место. Вик ничего не заподозрил. Он ослабил бдительность, предположив, что тупоголовый спортсмен никогда не сможет превзойти такого блестящего ученого, как он. Порой полезно прикинуться дураком, чтобы одурачить того, кто держит вас за дурака.

В открытке Гейзенберга была одна прочувствованная строчка: «Время, когда можно было спокойно размышлять о физике, так далеко, что кажется, будто прошли века». В остальном там просто говорилось о том, чем Гейзенберг занимался последние несколько месяцев, – об избегании бедствий. Он упомянул о пожаре в доме его родственников в Берлине и о бомбардировке