Повертев головой, я определила направление и пошла на звук. Ворона поскакала следом. Ананси тяжело вздохнул, поднялся - согнувшись в три погибели - и неуклюже поплёлся за нами.

- Ну зачем куда-то идти? - канючил он. - Это место не хуже любого другого...

Паука было не узнать. Он будто выцвел, потускнел и сдулся. Исчез лукавый задор из глаз, пропали вечная усмешка и нарочито небрежная, фланирующая походка - посеревшие штиблеты устало шаркали по полу и казалось, что за нами плетется глубокий старик.

Я тоже чувствовала себя не лучшим образом. Я что хочу сказать: в лесу мне было страшно, хотелось есть и пить, а еще - чтобы кто-нибудь пришел и сказал, что всё будет хорошо...

Здесь мне не хотелось ничего. Ни моргать, ни дышать, ни двигаться. Толкала вперед только одна мысль: где-то там - Ванька.

Гул нарастал, он перешел в равномерный рокот с басовитыми переливами - будто в железной цистерне ворочался дракон. Я ускорила шаг. Ворона и Ананси, негромко ропща, поспешили следом.

Уже различались отдельные октавы - мощные, как океанский прибой.

Я побежала.

Еще не веря, но безумно надеясь, то и дело стукаясь макушкой о потолок, я спешила на звук. И наконец, увидела Ваньку.

Он спал. И забористо, оглушительно храпел.

Свернувшись калачиком и уютно подложив кулак под щеку, он выдавал те самые рулады, от которых ходила ходуном вся пещера.

Мной овладело праведное негодование. Как он мог!.. Пока я, рискуя жизнью, мотаюсь по призрачному лесу, заключаю сделки с пауками и всех, буквально всех спасаю от неминуемой гибели, он, видите-ли, спит.

От возмущения перехватило дух.

- Ах ты... - подавив порыв засадить напарнику пинком по мягкому месту, я подмигнула Гамаюн и пощекотала у Ваньки под носом. А потом присела, спрятавшись за его же могучей спиной. То-то увалень удивится!

Ничего не произошло.

- Ва-а-ань! - я потрясла его хорошенько.

Напарник спал недобудимо.

- Рота подъем!

Ноль результата.

- Он не проснётся, - тихо сказал Ананси. - Пещера не позволит.

- Это мы еще посмотрим... - буркнула я и перевернула Ваньку на спину. Тот перекатился, как пластмассовый пупс.

Кроме пауков, больше всего на свете Ванька боится щекотки...

Тоже не помогло.

После некоторой внутренней борьбы я протянула руку и осторожно расстегнула косоворотку у него на груди. А потом... невольно улыбнулась. Чего там только не было!

Крестик на просмоленной веревочке - его я уже видела. Потом еще - обыкновенная макаронина, сквозь которую была продета серебряная цепочка. Какие-то зубы, перышки, веточки, похожие на кости и кости, похожие на сухие веточки... Пятиконечная перевернутая звезда и круг с плачущим глазом в середине... Среди всего - дырявый камешек на кожаном ремешке.

Камешек - его еще называют куриный бог - я тоже помнила: подарок Куксы, странного белобрысого нойды из мангазейской зоны...

Так вот значит где Ванька носит свои сокровища.

На шею его было навздевано столько амулетов, талисманов и эзотерических символов, что можно было устроить оккультную выставку. Или открыть лавочку подержанных артефактов.

- Сними с него это! - голос был истеричный, пронзительный. Натянутый, как струна. Казалось миг - и он лопнет, рассекая пополам всё живое... Я инстинктивно прикрыла Ваньку собой.

Когда он появился - бледный, с безумными глазами и торчащими как метелка патлами, я не заметила.

Значит, он не успел! Не переселился в Ваньку, не сделал его своим послушным рабом...

- Мальчик, успокойся, пожалуйста. Ты Линглесу, да?

- Я Ариман! Не смей называть меня мальчиком!

- Хорошо, хорошо... чего ты хочешь? - надо его как-то отвлечь. Сообразить, что делать дальше.

Краем глаза я видела, как Ананси отступает в темноту, предатель. Гамаюн, угрожающе выставив клюв, заходит с тыла...

Из-за спины мальчишки выступили Эрзули с Мамой. Их сопровождал страхолюдный тип с мертвыми глазами, редкими, прилипшими к черепу волосёнками и мерзкими, наверное, сантиметров по двадцать, ногтями.

Этого я сразу узнала. У нас в городке таких в Контору оптом сдавали: пучок за банку тушенки...

Внезапно я затосковала по своей старой, проверенной в боях подружке - Пищали. А её ведь категорически запретил брать с собой в Африку Лумумба! Выходит - зря.

- Сними его! - повторил Линглесу, повелительно тыкая Ваньке в грудь.

- Да о чем ты бормочешь? - спросила я настороженно. Пацан мне активно не нравился. Нервный он какой-то. От такого всего можно ожидать. Бритвой по глазам полоснуть или истерику с битьём головой об пол закатить - ему всё едино.

- О том камушке, о камушке... - бормотал он, как заведенный. - Сними с шеи камушек... Ему в камушке плохо, он от него проснуться не может. Злой камушек. Душит, вздохнуть не даёт, в сырую землю манит-заталкивает... Как только снимешь камушек - очнется дружок твой.

Я нерешительно протянула руку. Подергала кожаный шнурок - крепкий, не порвешь. И через голову не стащить - слишком просвет узок.

- Давай, снимай поскорее, - горячился Линглесу. Язык не поворачивался назвать это недоразумение Ариманом, главным доктором Зло всех времен и народов. - А я тебе за это желание исполню - любое, какое захочешь...

- А если я захочу оказаться с Ванькой, Лумумбой и Гамаюн в Москве? И чтобы все мы были здоровы, в своём уме и доброй памяти?

- Хи-и-итрая, - недобро сощурился мальчишка. - Хочешь и рыбку съесть, и...

- На саночках покататься?

Ананси смылся. Да и ворона с появлением этой троицы как-то стушевалась. Эрзули с Мамой в разговор пока не вступали. Но держались настороже.

Было видно: как только я дам промашку - набросятся... Сожрут и на косточках поваляются.

- Так что я получу, если сниму камушек?

Надо потянуть время. Авось, что-нибудь придумаю...

- Принцессой тебя сделаю, - с готовностью посулил Линглесу. - Девочки любят быть принцессами.

- А толку-то? - вздохнула я. - Ходи целый день в неудобном платье, да семечки лузгай... Скучновато будет. Может, еще принца дашь? В нагрузку?

- И принц тебе будет - а как же? Выбирай любого...

- Выбираю этого, - я легонько похлопала напарника по груди.

Другой рукой, незаметно, я щипала его что есть мочи, до синяков - в надежде, что мой увалень пробудится и всем задаст. Но Ванька только недовольно кряхтел во сне, и просыпаться не желал.

- Любого другого, кроме этого, - стал торговаться Линглесу. - А в придачу - туфельки хрустальные. Хочешь?