– Так, значит, Его Величество Матьяш совсем не бывает здесь? – спросил Джулиано.

– Да, совсем не бывает, – отвечал ключник, силясь сладить с тяжёлым навесным замком на двери. – Последний раз заезжал лет тринадцать назад вместе с супругой. Как сейчас помню. Матьяша тут ждали. Весь город цветочными гирляндами увесили. А во дворце такая кутерьма началась. Столько всяких вещей вывезли, столько всего привезли.

Наконец, ключ в скважине повернулся, и старик впустил юношу в первую комнату. Внутри оказалось довольно светло. Солнце заглядывало в окна, создавая на полу, выложенном красной плиткой, причудливые пятна.

Ключник продолжал вещать:

– Матьяш этот город с окрестными землями супруге подарил, упокой Господи её душу. Как раз перед свадьбой. А после свадьбы приехали дворец смотреть. Королева, она тогда ещё девочка была. Ну да. Вот как сейчас помню, бегала по всем комнатам. Да ей и лет-то к тому времени исполнилось…

– Двенадцать, – подсказал Джулиано, мысленно пожалев королеву, которая прожила совсем короткую жизнь. В двенадцать лет вышла замуж, в четырнадцать приступила к выполнению супружеских обязанностей, а в пятнадцать лет умерла при родах.

«Вот ты плохо думаешь про Его Величество, и полагаешь, что ему не по вкусу скромный дворец, – сказал себе флорентиец. – А вдруг король не приезжает в Вышеград из-за королевы? Ведь здесь всё напоминало бы о ней. Как же её звали? Катарина?»

Теперь Матьяш присмотрел себе новую кандидатку в супруги – принцессу Беатриче из Неаполя – а про прежнюю супругу упоминать при дворе стало не принято. Новое правило соблюдалось уже год, поэтому сейчас флорентиец вспомнил подробности давней женитьбы Матьяша лишь потому, что некоторое время назад беседовал об этом с узником Соломоновой башни.

Дракула то и дело упоминал события многолетней давности. Его Светлости они, наверное, были по-прежнему важны, ведь когда тот оказался в тюрьме, время для него остановилось. А вот Джулиано вспоминал минувшее с трудом, тем более что жил при дворе Матьяша не всегда и о многом знал лишь понаслышке. И всё же приходилось вспоминать, чтобы разговор с узником получился.

Ключник этого не знал и потому преисполнился уважения к молодому человеку, который так интересуется прошлым, раз помнит подробности:

– Да, королеве, кажись, было двенадцать, – кивнул старик. – Вот тоже в мае приехали, такой же день стоял солнечный, как сейчас. Но сейчас тихо, а тогда шуму было! Ой! И народу – весь сад вытоптали!

Андраш, обрадованный возвращению своего «друга», затеял игру в прятки-догонялки. Дурачок носился по комнатам и коридорам, соседним с теми, по которым проходили его отец и Джулиано, выглядывал из-за дверных косяков, смеялся.

По счастью, после отъезда Его Величества во дворце уже не осталось ничего, что Андраш во время своего стремительного бега мог случайно сломать или разбить. Вазы и прочую посуду вывезли. Скамейки и деревянные кресла придвинули поближе к стенам или к столам, так что случайно наткнуться на эту мебель стало невозможно. Занавеси с кроватей исчезли, поэтому Андраш, который на крутых поворотах хватался за всё подряд, не смог бы схватиться за занавеску и нечаянно сдёрнуть на пол.

Как ни странно, но в комнатах, которые оставались наглухо запертыми в течение многих лет, почти не появилось пыли и паутины. Королевское жилище местами выглядело так, будто покинуто только вчера. В опочивальне Его Величества на столе осталось лежать использованное гусиное перо. В охотничьем зале на стене, почти полностью увешанной оленьими рогами, на одном из нижних рогов висела потерянная кем-то кожаная перчатка.

– Не трогай. Вдруг хозяин отыщется, – сказал флорентийцу старик, который тщательно следил за тем, чтобы после посещения всё оставалось, как прежде.

Наверное, показывать дворец, состоящий из множества комнат, коридоров и лестниц, стало для престарелого хранителя занятием утомительным. Шаркая стоптанными башмаками по каменному полу, этот человек не тащил, а почти волочил тяжелую связку ключей, самый маленький из которых был длиной с ладонь.

«Вот так, наверное, и должен выглядеть апостол Пётр, – вдруг подумал ученик придворного живописца. – Седоватые вихры, которые когда-то были кудрями, неопрятная борода, сгорбленная спина, походка человека, уставшего странствовать. А в руках, конечно, тяжелая связка ключей. Ведь никто не станет утверждать, что ноша, которую Христос вручил апостолу Петру, легка. Не так-то просто хранить ключи от Царства Небесного. Неплохая вышла бы картина, только вот лицо я, пожалуй, изменю. У ключника оно слишком простое. Нет, такое лицо не годится апостолу Петру».

Мысли о живописи, как всегда, застали молодого художника врасплох – не было времени как следует обдумать замысел, и не было под рукой папки, чтоб сделать набросок. Джулиано на всякий случай оглянулся, не отыщется ли вокруг хоть клочок бумаги, и вдруг увидел на крышке сундука, стоявшего у стены, такой предмет, который явно не мог быть оставлен кем-то из придворных или слуг в прошлый королевский приезд. К тому же при ближайшем рассмотрении оказалось, что слой пыли на крышке потревожен – вещь положили только что.

Хранитель ключей тоже заметил новую вещь и укоризненно покачал головой:

– Андраш, я же говорил тебе, что нельзя сюда таскать ничего с улицы.

Дурачок потупился и побежал в другую комнату, а старик, кряхтя, направился к сундуку:

– Ничего, сейчас выбросим.

Услышав, это флорентиец тут же кинулся вперёд, обогнав старика:

– Нет, нет, не нужно выбрасывать. Наверное, это мне подарок. Я возьму.

На сундуке лежал череп птицы, и, судя по мощному чёрному клюву, не составляло труда догадаться, что это за птица. Роговой покров на клюве наполовину облупился, а желтоватую поверхность черепа испещряли точки, пятнышки, извилистые полупрозрачные линии – признак разрушения. Этот ворон умер много лет назад.

Дурачок Андраш, уже забыв про отцовский нагоняй, весело хихикая, пробежал мимо.

– Андраш, Андраш, – позвал флорентиец, – где ты это взял?

Сын ключника на минуту остановил свою беготню, смущённо опустил голову, а затем посмотрел на Джулиано и хитро улыбнулся:

– Там.

– Где там? Возле башни?

Дурачок не ответил, засмеялся и убежал прочь, а ученик придворного живописца ещё раз взглянул на птичий череп в своих руках – похоже, это и вправду был подарок.

Невольно вспомнилась и история, связанная с вороном в гербе Матьяша. Ходили слухи, будто Матьяш и его отец Янош Гуньяди – потомки венгерского короля Жигмонда. Якобы Янош – внебрачный сын Жигмонда, а Матьяш, следовательно, внук.

Говорили, что Жигмонд, овдовев в первый раз, через несколько лет нашёл утешение в объятиях у некоей девы по имени Эржебет, а когда узнал, что она забеременела, то выдал её замуж, чтобы избавить от позора. Мужем стал румынский дворянин Вайку, но брак являлся лишь ширмой, потому что король по-прежнему питал к Эржебет нежные чувства и не желал ни с кем делить.