Меж тем турецкая армия продвигалась к прежней румынской столице – городу Тырговиште. Продвигалась очень медленно. До полудня турки разбирали свой прежний укреплённый лагерь, а в пятом часу, проведя в пути совсем малое время, начинали строить новый. Они всегда выбирали место близ речки, чтобы не пришлось далеко ходить за водой. Мехмед был умён и, натерпевшись ночных налётов румынской конницы возле Дуная, быстро понял, что нападений и дальше следует ожидать по ночам. Вот почему турки боялись ночей – боялись и готовились к ним.

В первое время, следуя обычаю, турецкие конники пытались отлучаться в ближайшие сёла за добычей, но обнаруживали каждый раз одно и то же – пустые жилища. Ни людей, ни скота, ни ценных вещей захватить не удавалось. Конники, которые посмелей, стали отъезжать дальше положенного. Многие из них оказались пойманы Владом. Некоторые всё же ускользнули, но к своим вернулись напуганные и, опять же, ни с чем.

Тогда султан запретил разделяться и приказал, чтоб ездили большими отрядами. Это помогало не всегда. Бывало, отряд останавливался возле некоего села, казавшегося покинутым, как вдруг появлялись румыны, начинали сыпать стрелами, а затем нападали. Особенно страшно турецким воинам стало подходить к колодцам, ведь колодец обычно находился на открытом месте, и всякий, кто останавливался рядом, мог получить в спину стрелу, а сразу после этого оказывалось, что в селе засада. Из-за этого среди турок даже пошли слухи, что румыны сыплют в колодцы отраву.

Сильно досаждал туркам и огонь на полях, ведь люди Влада, как только узнавали, где турки устроят следующую стоянку, сразу поджигали все окрестные нивы. Из-за летней жары стояла такая сушь, что злаки горели очень хорошо. Туркам приходилось тушить, расходуя воду из ближней речки, вместо того чтобы поить этой водой свой скот. Да и сил на тушение уходило много, а ведь силы также требовались на строительство нового лагеря.

Провизия у турок подходила к концу, ведь не от хорошей жизни они начали есть своих верблюдов, на которых ещё недавно надеялись погрузить богатую добычу. На месте прежних вражеских стоянок румынские воины всё чаще видели верблюжьи и лошадиные кости. И всё же армия султана неуклонно продвигалась к Тырговиште, поэтому Влад не мог больше избегать большого сражения и выбрал для нападения ночь на исходе второй декады июня.

Эта ночь почти предшествовала новолунию, поэтому серпик месяца сделался таким тонким и бледным, что его никто не мог различить. При такой незаметной луне небо осветилось тысячами звёзд, но на земле темнота так сгустилась, что человеку едва удавалось разглядеть даже свою руку, вытянутую вперёд.

Войско султана, уже почти подступив к Тырговиште, стояло лагерем близ одного из притоков реки Потопу. Издалека видно было, как затухают огни турецких костров. Кони и другие животные, которых турки ради сохранности продолжали держать внутри лагеря, успокоились и погрузились в сон.

И вот тогда-то Влад устроил своим врагам встряску. Наверное, немногие застали её начало, ведь почти все спали, а те, кто не спал, разом вскочили, уставившись на юг, и испуганно закричали, потому что на том краю лагеря им виделось нечто жуткое и одновременно завораживающее – огненный дождь, который всё не прекращался. Тысячи стрел с зажженными концами взмывали в ночное небо и падали на головы людей и животных.

Начали трубить трубы, призывая турецких воинов приготовиться к битве. Но где же находился враг? Ночь была очень темна, а невидимые лучники очень быстро меняли своё местоположение.

«Хорошо, – меж тем думал Влад, в очередной раз давая приказ коннице перейти на другое место. – Пока что всё идёт так же, как в Белградской битве. Тогда францисканец Капистран со своими двумя тысячами ополченцев отвлёк на себя внимание многих турок, и сегодня я со своей конницей делаю то же самое. Пора захватывать пушки».

Турки слишком поздно заметили, как с севера, со стороны дороги, ведшей на Тырговиште, к лагерю приблизились пешие воины под предводительством боярина Войко. В темноте нападавшие пересекли ров, пролезли меж дрекольями, которыми ощетинился вал, и набросились на пушкарей, а также на тех, кто был рядом. Сколько было румын, враг не смог бы разглядеть. Он должен был видеть лишь то, что они всё лезут и лезут из темноты. Каждый нападавший выставлял перед собой щит, изо всех сил сдерживая напиравшую турецкую толпу, которую следовало оттеснить подальше от пушек, возле которых уже возились пушкари из числа людей Влада.

Наконец, захваченные орудия были развёрнуты к центру лагеря. Щитоносцы, повинуясь условному сигналу Войко, поспешно отступили, и тут же грянул залп, другой, третий. Стреляли по очереди, чтобы, пока одни палят, другие имели время зарядить.

Влад, предводительствуя конницей и потому находясь в другом месте, слышал эти залпы и представлял, как каменные снаряды летят в самую гущу турецкой толпы, за один миг унося десяток жизней, но, возможно, задевая и кого-то из людей Войко – тут уж ничего нельзя было поделать. А пушки гремели и гремели, и это означало, что теперь начинается самая важная часть битвы.

В турецком лагере, несомненно, уже началась сумятица. Боевые турецкие трубы всё трубили, и это означало, что воины никак не построятся. Если б началось наступление, то загремели бы барабаны. По расчётам Влада, лишь в ставке султана мог сохраниться порядок. Янычары, наверное, похватали оружие и плотными рядами встали вокруг шатра своего повелителя. Султанская конная охрана тоже должна была уже успеть поседлаться и построиться.

Румынский князь почему-то представлял, как Махмуд-паша и Исхак-паша, наспех одетые, прибегают к Мехмеду, а тот в гневе кричит:

– Что вы, как испуганные дети, бежите ко мне?! Военачальники самовольно являются к повелителю лишь тогда, когда имеют важное донесение! У вас есть что доложить?! Так добудьте мне сведения о врагах, ослы!

Конные лучники Влада продолжали стрелять зажжёнными стрелами то с одной стороны, то с другой, когда от Войко примчался гонец и доложил, что проход для конницы в турецкий лагерь проложен.

Согласно задумке Влада, пехота под предводительством Войко должна была не только захватить пушки, но также убрать с вала часть дрекольев, положить эти дреколья поперёк рва, связать верёвками и присыпать землёй, сделав что-то наподобие моста, причём всё требовалось исполнить быстро, пока турки не успели притащить другие пушки с противоположного края лагеря и не начали палить в ответ. Да, к сожалению, нынешний бой не полностью повторял Белградскую битву. В той битве все турецкие орудия находились с одной стороны лагеря, потому что обстреливали Белградскую крепость, а сейчас они были рассредоточены по разным сторонам турецких укреплений, так что не представлялось возможным захватить всё, а лишь часть.

Румынский государь со своей конницей поспешил к приготовленному для него проходу. Для надёжности вдаль были пущены зажжённые стрелы, чтобы осветить пространство и удостовериться, что враг не приготовил западню. Не хотелось бы, ворвавшись за турецкие укрепления, получить от врага пушечный залп прямо в лоб, но Бог миловал.

– Эх, роди меня, мама, везучим, а после этого можешь бросить в огонь! – вместо боевого клича прокричал Влад, пришпоривая коня, чтобы во главе семи тысяч храбрецов пролететь по мосту.