Я по-прежнему горжусь своей оркестровкой «Don’t Cry for Me». Ощущение пространства, создаваемое басами и четырьмя валторнами во втором куплете, – эффект, который я никогда даже не пробовал улучшать. Толпа бурно реагирует на гимн Эвы. Те, кто критикует цинизм слов Тима, не понимают, что они направлены на ублажение толпы. Эва исполняет свой коронный номер. За кулисами один из офицеров ставит ее на место: «Statesmanship is more than entertaining peasants»[51]. Эта строчка была спета нашим звукорежиссером Дэвидом Гамильтоном-Смитом. Сцена заканчивается тяжелыми гитарными блок-аккордами и духовыми инструментами, сопровождающими гул все более неистовствующей толпы, когда Эва возвращается на балкон.

Изначально я хотел, чтобы первый акт закончился выпадом Эвы в сторону аристократов: «Your despicable class is dead»[52]. А второй акт должен был начаться со спокойной вариации оркестра, основанной на музыке из сцены в кафе в Хунине, как впоследствии было на концептуальном альбоме. Сначала это была переделанная версия первой строчки, которая затем переходила в развитие «High Flying, Adored»[53]. Моя идея заключалась в том, чтобы начать второй акт с размышлений Че и Эвы, чтобы позже перейти к делу в песне «Rainbow High».

Самым большим сольным номером Эвы является «Rainbow High». Эта песня прекрасно показывает, хороший перед вами исполнитель или нет, она одна из самых требовательных вещей, которые мне довелось написать. Бодрая парагвайская арфа сопровождает «Rainbow Tour», которая рассказывает о европейском туре Эвы и напоминает о беспечных днях «Иосифа». После этого появляются первые намеки на болезнь Эвы и свидетельство ее гнева, когда ее приглашают в Виндзорский замок, а не Букингемский дворец. Аристократия злорадствует по поводу наполовину успешного путешествия Эвы, после чего музыка меняет направление. Реплика Эвы: «the actress hasn’t learned the lines you’d like to hear»[54] – один из тех редких случаем, когда я положил слова Тима на музыку, а не наоборот.

Несмотря на то что за этой частью следует короткий повтор «Another Suitcase» с совершенно другими словами, я ввел элементы целотонной гаммы, приема популярного в начале двадцатого века, который дает эффект мрачности. Это настроение раскрывает Че в строчке «Forgive My Intrusion», за которой следует короткий раздел с оркестровкой для ударных. Он предвещает смерть Эвы и был навеян мне заброшенным грузовичком с мороженым, припаркованным около больницы в тот день, когда Сара чуть не умерла. Грузовичок казался зловещим, совсем как будочка, где продавалась абрикосовая в романе Булгакова «Мастер и Маргарита», в тот эпизоде, когда Сатана появляется в сталинской Москве. Всякий раз, когда я слышу позвякивание колокольчиков на грузовике с мороженым, меня пробирает дрожь. В очень редких случаях, когда «Эвита» исполняется полный оркестром, звук глокеншпилей и ксилофонов производит на меня такой устрашающий эффект.

Затем следует еще одна песня Че «The Money Kept Rolling In», в которой он рассказывает о крайне непостоянных действиях благотворительного фонда Эвы Перон. Эта сцена была идеей Тима. Ему казалось, нам нужна энергичная песня перед сценами, ведущими к смерти Эвы. Я адаптировал аутентичную пропагандистскую песню перонистов, переписав ее в размере 7/8. Финиш песни с ее ложным окончанием – другая идея Тима, которая всегда вызывает шквал аплодисментов, последних перед завершением шоу. Таким образом, по своей функции песня напоминает «King Herod’s Song» в «Суперзвезде». Она также появляется в середине второго акта и завершает третью сторону оригинального двойного альбома. Она снимает напряжение, подготавливая слушателей к тяжелому финалу.

Еще в одном варианте «Oh What a Circus”/“Don’t Cry» показаны дети, а затем толпа, провозглашающая Эву святой. Затем Че напрямую ставит под вопрос ценности Эвы в песне «Waltz for Eva and Che». Тим изобразил обоих персонажей как циничных политических оппортунистов. Я написал горьковато-сладкий вальс, который исполняется целым симфоническим оркестром. Композиция была записана в Зале Генри Вуда, чью чувствительную акустику я считал гораздо более подходящей, чем теплое звучание в студии «Олимпик». Исполнение Джули и Колма остается моим любимым. Возможно, потому что это единственно исполнение, сопровождавшееся моей оригинальной оркестровкой. Однако в ней содержался куплет, который создал множество проблем для Тима. Он даже утверждает, что она подводит итог всей его жизни. «Why go bananas / chasing Nirvanas»[55], – эти слова за время своего существования смутили столько людей, выходящих на сцену.

Следующая часть альбома представляла проблему для нас обоих. Че возмущается, что его заявку на патент отклонили и покидает сцену с криком Эдипа: «Oh My Insecticide»[56]. Момент в стиле Монти Пайтона, который полностью сводит на нет эффект от вальса. Сейчас этой сцены уже не существует. Среди военных растет недовольство, что Эва узурпировала власть. В своей единственной сольной песне «She Is a Diamond» Перон утверждает, что военный режим держится только на популярности Эвы среди бедняков. У песни спокойная мелодия, которая перекликается с концом «I’d Be Surprisingly Good for You».

Следует финальная сцена между Пероном и Эвой, для которой Тим написал слова в самую первую очередь. Он был особенно доволен «сонетом» Эвы, который он написал в строгой ямбической форме. Он содержит строки: «conservatives are kings of compromise / It hurts them more to jeer than to applaud»[57]. Мне было ужасно жаль, что эти строчки были сокращены, потому что Хал посчитал, что сонет слишком длинный. В самом конце сцены смертельно больная Эва, обессилев, падает в объятия Перона. Это единственный момент, когда я позволяю слушателям посочувствовать Эве с помощью темы «I’d Be Surprisingly Good for You», исполненной оркестром, за которой следует ироничная реприза песни «Another Suitcase».

Затем идет аналог истории Джуди Гарленд с песней «Over the Rainbow». Обессилевшая Эва в своем последнем обращении к народу поет такую же слабую версию «Don’t Cry for Me». И на этот раз песня прекрасно подходит по смыслу. Далее следуют быстро сменяющиеся эпизоды из предыдущих сцен, которые изображают мысли умирающей Эвы перед ее последним плачем. На концептуальном альбоме плач в два раза превышает длину театральной версии, из которой были вырезаны строчки, в которых Эва оплакивает ребенка, которого у нее никогда не было. Когда-нибудь они должны быть восстановлены.